Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Ну, а самое первое свое интервью у Ходорковского я брала, когда еще никакого наезда на ЮКОС не было – в 2001 году, как раз сразу после приобретения ЮКОСом контрольного пакета акций нашей телекомпании. Это было не телевизионное интервью. Я вела встречу Ходорковского с региональными журналистами, которую организовал «Интерньюс» (организация, которая многие годы учила провинциальных журналистов делать профессиональное ТВ). Ходорковский говорил журналистам о том, как он видит будущее России, и о том, что страна должна развиваться по либеральному пути, говорил, с какими вызовами мы можем на этом пути столкнуться в ближайшее время, говорил о взаимоотношениях бизнеса и власти, бизнеса и СМИ…. И тут я своими вопросами свернула разговор к самой для меня в тот момент болезненной и актуальной теме – я спросила, зачем он скупает по всей стране независимые, негосударственные телекомпании и, мол, о каких либеральных ценностях можно говорить, если в стране скоро не останется ни одной независимой телекомпании? Меня, конечно, интересовали в первую очередь взаимоотношения ЮКОСа и «ТВ2»… И он запросто мог сказать: «Имею право покупать актив, который хочу. Не нравится – увольняйтесь». А он очень терпеливо для олигарха пытался объясниться. Говорил, что в его представлении СМИ должны быть независимыми, и он как владелец постарается это обеспечить. Я уж не знаю, насколько он верил в то, что говорил, но что совершенно точно – он был убедителен. После этого интервью ко мне подходили мои коллеги: «Чего вы расстраиваетесь? Вам такой симпатичный олигарх достался». А многие директора и владельцы региональных телекомпаний после нашей беседы еще долго о чем-то с ним в кулуарах говорили – может, надеялись, что он и их телекомпании приобретет… Помню, мы после этого интервью стоим с коллегами на крылечке, выходит Ходорковский, направляется к машинам (не помню, чтобы был с охраной), но, завидев нас, подходит, и мы еще о чем-то поговорили. Вообще, он мне показался человеком диалогичным. Тогда ведь в политике и в бизнесе уже очень много появилось людей с таким особым стальным взглядом. Людей, с которыми диалог невозможен по определению. А вот Ходорковский всегда казался человеком, способным слушать и слышать…

Потом мне мои московские коллеги рассказывали: как-то у Ходорковского спросили, как там поживает «ТВ2», которое против вас «бунтует»? Он в ответ: «Да там пара буйных есть, пытаюсь им объяснить, что все не так страшно. Они как-то все болезненно воспринимают, но ведь со мной можно иметь дело…»

Будучи в Москве, я специально пришла в Хамовнический суд, чтобы передать МБХ привет из Томска, ну и вообще как-то поддержать, насколько это возможно. Он мне передал – «Видите, как мы тут развлекаемся» – и, мол, рад видеть, как там у вас дела в Томске, с удовольствием вспоминаю нашу «совместную работу и даже былое противостояние». И еще улыбку изобразил, – вспоминает Мучник.

Ну, и, наконец, главное отличие Ходорковского от «коллег по цеху» – он восстал. Восстал так, что совершенно справедливо эти самые «коллеги по цеху», глядя на него восстающего, словно в американском фильме, могли сказать: «Мы его теряем»… Терять начнут в 2001 году – с разгрома НТВ. Он сам назовет этот момент своим Рубиконом. Случившееся назовет и «поворотным пунктом» в его отношениях с властью. Нет, Ходорковский вовсе не имел доли в НТВ. Просто, как он сам объясняет, информация для него оказалась важней нефтяной трубы. На глазах происходил разгром целой команды и самой идеи альтернативной власти информационной политики, а никакой не спор хозяйствующих субъектов. Не одному ему, конечно, это было очевидно, но опять же – в отличие от «коллег по цеху» только у него возникает тот самый «внутренний протест». И если до НТВ, как объясняет он Улицкой, отношения с властью как-то удавалось выстраивать, то теперь возникло «ощущение удавки на шее». Он вовсе не революционер – «просто если бы НТВ сохранили, то, возможно, к остальным событиям относился бы менее внимательно. Не спешил бы «выделяться»»[12]…

А тут не смог.

И он даст тогда НТВ кредит, что ему потом среди прочего запишут в обвинение…

Ходорковский убежден: единственно правильный поступок – перестать быть рабом и идти дальше.