Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

– Он искренне не понимал, зачем банкротить ЮКОС. Он, кажется, до конца так и не смог с этим смириться, – говорит мне Шмидт. – Ведь могли не банкротить, взяли бы целым, не распиливая на куски. Все наше свидание прерывалось этими его словами. Он был плохо сосредоточен на теме разговора и то и дело произносил: «Как же это можно – банкротить такую компанию? Ну, забрали бы акции. Все забрали, но компанию-то зачем банкротить?!» Он считал это совершенно идиотским нерациональным решением. Если бы он видел, что против него предпринимаются действия хоть с каким-то умом и расчетом, без вреда для страны, ему было бы легче… Ни карцеры, ни СИЗО, ни ШИЗО, ни, в общем, предательство людей, на поддержку которых рассчитывали он и мы, ни второе дело – ничего его внешне не выводило из себя так, как это. Он всегда спокойно воспринимал негатив. Да, было неприятно, но он никогда не позволял себе уйти в себя, он держался. А вот это событие, а также арест Светланы Бахминой, (второй раз, когда я видел его в унынии), – вот тогда он не смог скрыть своих переживаний, его это мучило…

Это будет зима 2004 года. А за полтора года до этого…

Бахмина присутствовала на одном из последних заседаний Совета директоров ЮКОСа в том самом августе 2003 года. В тот день по телевидению выступил замгенпрокурора Бирюков – опять что-то про «воровские деньги» и про Лебедева, «пытавшегося скрыться за границу». По телевидению Бирюков с такими разоблачениями выступал каждый день, и все сотрудники ЮКОСа смотрели это тоже каждый день… И вот теперь на заседании Совета они видели своего начальника, который впервые за все это время вдруг горячился и кричал: «Я сейчас им отвечу! Я расскажу, как они взятки берут!», потом вдруг увидел среди присутствующих юриста Бахмину и обратился к ней: «Ну и что мне за это будет?» Вжавшись в стул, Бахмина ответила: «Ну, не больше пяти лет тюрьмы… За клевету»

– Хорошо, я готов!

Правда, на все готовый Ходорковский при всей своей дальновидности и прагматизме всерьез полагал, что суд не осмелится вынести ему обвинительный приговор без доказательств, вопреки очевидным фактам, да еще и в открытом процессе. Нет, он был готов к тому, что в тюрьме держать смогут долго, что одним делом могут не ограничиться, но вот суд он считал местом, где можно защититься. О гарантиях, на которые рассчитывал, об иллюзиях, которые питал, он не говорит. Говорят за него. Что, мол, Ходорковский рассчитывал на адвоката Падву, имеющего доступы в разные кабинеты и обладающего талантом договариваться. А договориться не получилось…

– Если бы я и попытался договориться, и пошел бы в какой-нибудь кабинет, то на следующий день об этом моем походе знала бы вся страна, – говорит мне Падва. – Это не тот процесс и не то дело, где можно договориться. Даже если бы у меня были попытки, их бы сразу обернули против него. Это гиблое дело, здесь вообще ничем нельзя было помочь. В этом деле многие адвокаты Москвы хотели участвовать. Но еще больше адвокатов, и известных в том числе, в первые дни отказались в этом деле участвовать. Я – тоже. Сразу сказал Ходорковскому, что, мол, ничем Вам помочь не смогу. Ответ был такой: «Я хочу, чтобы в этом суде люди услышали голос правды». Ну, вот, собственно. Люди услышали, а суд…

Ходорковский говорит, что почти до конца не верил, что суд, кто бы им ни руководил и кто бы над ним ни стоял, вынесет обвинительный приговор при всей очевидной бредовости обвинения и доказательств. И говорит, что его подвела наивность.

– Это скорее не наивность, – говорит его сын Павел. – Не у него одного было тогда понимание, что у нас все-таки демократия и независимый суд. Конфликты конфликтами, но суд независимый. Не было такого ощущения, как сегодня: суд – это зло, и ходить туда незачем…

…Ходорковскому и Лебедеву дали по 8 лет. Этот первый процесс длился меньше года, потом копию обвинительного акта прокуратуры назвали «приговором», сохранив в нем даже технические ошибки…

Ну, а одним из результатов первого процесса станет появление термина «басманное правосудие». С годами термин закрепится. Точно так же, как закрепится термин «большое материнское дело ЮКОСа» – то, из которого со скоростью ветра будут отпочковываться уголовные дела в отношении отдельных сотрудников компании. Точно так же, как закрепится из года в год практика применения ареста к фигурантам дела ЮКОСа. Тем, кто не уехал. Точно так же…

Можно, я дальше не буду перечислять?..

Часть III Зона. Москва – Краснокаменск-Ч 2003–2009 гг