Еще в краснокаменской колонии Ходорковский должен был фиксировать каждый (буквально!) свой шаг, чтобы потом в местном суде после очередного наказания карцером доказывать, что этот шаг был таким, а не эдаким. И снова повторимся: в той же колонии за Ходорковским (и только за ним одним, и конечно же, исключительно «в целях безопасности») ходил по пятам (опять же – буквально!) надзиратель, который только однажды оставил своего подопечного в покое, и аккурат в тот момент, когда ему резали лицо… А за один-единственный разговор с Ходорковским местного священника, отца Сергия, сначала отсылают за тысячу километров от Краснокаменска, а меньше чем через месяц и вовсе запрещают служить священником.
Читаю материалы, готовившиеся защитниками для одного из читинских разбирательств, где те пытались оспорить очередные наложенные на Ходорковского взыскания. Это объяснение осужденного, отбывавшего с ним наказание в колонии в одном отряде. Исполнявший там функции завхоза молодой человек (фамилию и имя в целях безопасности не называю) на вопрос, отличалось ли отношение администрации к Ходорковскому, и если да, то в чем это отличие заключалось, говорил: «Внимание особое и постоянное. За то, что другим осужденным сходило с рук, Ходорковского призывали к ответу. Вспоминаю случай. Лето. Жарко. Все ходят по пояс раздетые, загорают. Ходорковский был всегда одет в футболку, а тут снял футболку, когда находился в бараке отряда, и сидел на подоконнике, читал. Так сразу же зам. начальника пришел, взял с собой младшего инспектора, и дело чуть не закончилось взысканием. У меня сложилось впечатление, что общение Ходорковского с другими осужденными ограничивали. Если увидят, что он с кем-то задержался и разговаривает, то обязательно этого человека вызовут в оперчасть для беседы, и поэтому желание с Ходорковским беседовать быстро отпадает. Знаю случаи, когда осужденных даже переводили на другую зону. А когда Ходорковский находился в медчасти и поговорил с одним осужденным, того сразу же увезли из колонии…»
Когда Ходорковский отсидел больше половины срока и можно было подавать прошение об УДО, в изоляторе Читы ему сделали выговор за то, что, возвращаясь с прогулки, он не держал руки за спиной…
Естественно, все это будет приписываться в личное дело как «нарушения правил внутреннего распорядка», «взыскания», «выговоры», то да се. Потом со ссылкой на эти «взыскания» – отказ в УДО…
Опорочить, заклеймить, очернить. Чтобы, наконец, сериал с «декабризмом», постоянными судами по любому поводу, не унимающимися адвокатами, «открытыми россиями, химиями и жизнями», «левыми поворотами», дискуссией о праве на научную деятельность в зонах, свиданиями, широко освещаемыми в прессе… – чтобы этот сериал закончился раз и навсегда. Система с каждой конкретной задачей справлялась ловко. Но она неизменно давала сбой в главном: сломать его так и не удалось.
Еще всплывали какие-то странные люди – осужденные и отсидевшие бывшие офицеры, в том числе офицеры КГБ, с непростой репутацией, которые приходили, например, в «Новую газету» и рассказывали, что после их освобождения из мест лишения свободы им якобы предлагали участвовать в операции под кодовым названием «неудавшийся побег Ходорковского». А именно – инсценировать на территории краснокаменской колонии бунт. Протаранить на бронетехнике ограждение учреждения 14/10 (колония) и ворваться на территорию зоны… Целью был Ходорковский. Легко ведь в суматохе засадить пулю в лоб… Будто бы бунт случится, а кто еще может быть во главе бунта? Правильно, Ходорковский. А родственникам и правозащитникам все объяснить просто: «Застрелен при попытке к бегству, которую организовали члены организованной преступной группировки ЮКОС…»
Один из таких неудавшихся участников бунта даже рассказывал «Новой» о том, в каких числах все планируется… Рассказ на всякий случай газета опубликовала. Ничего же не теряла, а если слова информатора о намечающемся «бунте» были правдой, то публикацией можно спасти жизнь не только Ходорковскому, но и другим заключенным, и сотрудникам колонии…