А раздражение администрации тем временем усиливалось. Усиливалось оно еще в связи с тем обстоятельством, что с появлением Ходорковского проверяющие комиссии из центра в колонии просто поселились. Собственно, об увеличении визитов комиссий заботилась до приезда Ходорковского и сама администрация. Правда, 40 жалоб зэков за один визит в планы уфсиновцев не входили. Впрочем, как и 20 жалоб, и 10, и даже 5… Им нужно было бросить пыль в глаза московским адвокатам и прочей публике-бомонду, плешивым журналистам, сумасшедшим правозащитникам, окружившим Краснокаменск или Читу и много чего способных рассказать о здешних нравах… И потому во многом и были придуманы частые визиты комиссий из центра: мол, у нас не хухры-мухры, у нас – ого-го… «права зэков»… «жалобы принимаем»…
И что самое удивительное – жалобы действительно начали идти, а через полгода скорость потока увеличилась, еще через несколько месяцев улучшилось качество написания этих жалоб…
Еще Ходорковский добился буквально того, что Верховный суд, куда он специально обратился, своим постановлением разрешил зэкам встречаться с адвокатами в рабочее время. Раньше-то из-за этого рабочего времени, проводимого в цехах да за швейной машиной, с адвокатами зэкам не удавалось встретиться вообще…
Если на воле получать новые знания Ходорковскому удавалось урывками, то в тюрьме времени хватало вполне.
В общем, в какой-то момент не то чтобы образовательную лавочку Ходорковского прикрыли, нет. Ему просто, как выразился бы один из его сокамерников, начали массово устраивать «подлянки». Ну, а об их разнообразии я уже писала…
Что же касается его самого, то и для него в тюрьме учеба не стала исключением. Более того – если на воле получать новые знания Ходорковскому удавалось урывками, то в тюрьме времени хватало вполне.
Уже ни для кого не секрет, что за годы тюрьмы Ходорковский очень мощно прибавил и интеллектуально. Он стал читать буквально запоем. С головой погрузился в альтернативную энергетику – адвокатам и помощникам приходилось перелопачивать горы западной и отечественной литературы на этот счет, выжимать оттуда наиболее качественное и современное и приносить ему в СИЗО. А тут еще и старший сын Павел заинтересовался альтернативной энергетикой и даже создал со своими друзьями устройство, которое вставляется в электрощит – этакая коробочка с большим количеством сенсоров, что-то вроде сильно продвинутого счетчика, который мониторит не общее потребление электроэнергии в доме или квартире, а отдельно по электроцепям. Короче, ребята создали устройство для снижения потребления электричества и даже его запатентовали. А потом еще и создали компанию по мониторингу потребления электроэнергии. И, конечно, нетрудно догадаться, кто был одним из основных «консультантов» сего проекта… Паша через адвокатов или в письмах спрашивал у отца детали и тонкости, наш герой тем же манером отвечал – консультировал…
Немного отвлечемся и скажем, что Паша, помимо внутренней схожести с отцом, еще невероятно похож на него внешне. Одно лицо. Мимика. Жесты – все то же… Инна даже говорит, что, как-то встретившись с ним уже после ареста мужа, не могла с Пашей говорить – перед ней сидел не Паша, а он… «Словно мне такой привет из молодости был… Миша молодой передо мной сидит. Разговаривать можно было, только отвернувшись, иначе меня колотило…»
Ну а внутренняя схожесть Паши с отцом просто поразительная. Спрашиваю его – эти все проекты и увлечения химиями и альтернативными энергетиками – дань отцу или само собой всплывшее, независимо?
– Да нет, никакой дани ему, – смеется Паша. – Как-то все постепенно приходит, а потом ловлю себя на мысли – так это ж ровно то, чем он увлекается…
Второе место после энергетики у Ходорковского занимала и занимает философия. И опять адвокатам приходилось искать по Москве и Европе самую качественную литературу по этому направлению.
Вообще, наверное, для любого человека, оказавшегося в тюрьме, философское осмысление мира и переоценка ценностей – вещь неизбежная. У Ходорковского это приобрело характер масштабного явления. Он стал мыслить мировоззренческими категориями. Он писал письма из колонии домой и соратникам, размышляя на философско-религиозные темы. По ту сторону это рассматривали настороженно, полагая, что пройдет… Но Ходорковский углублялся. Он всерьез переосмысливал свою биографию, отдельные ее аспекты, прежние поступки, слова. Критично и с некоторой долей иронии стал относиться к себе. Теперь точно знал, что сделал не так, что и где можно было сделать по-иному, лучше…