Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

У одних мозги в стрессовой ситуации работают лучше, у кого-то наоборот. Ходорковский из тех, у кого чем хуже обстоятельства, тем мозги работают лучше. Более того – оказываясь в карцере, он испытывал странный драйв, мозг в экстремальных условиях, в состоянии стресса, работал быстрее, четче, без осечек, все чувства обострялись, и само собой страх, если он и был, отходил…

Если колонию он любил (если такие места вообще можно любить) за то, что там из-за занятости на работах не было времени думать, когда в голову лезли всякие удручающие мысли, то карцер и ШИЗО любил за то, что думать там как раз можно было сколько влезет. Только думать не на тяжелые темы – удручающие мысли он «приучил» не вылезать, – а о новых идеях, планах, задумках, проектах… И без того на зоне фонтанирующий идеями, в обстановке стресса он фонтанировал этими идеями в разы активней. И сидя в карцере, уже знал, что по выходу из него надо написать, какие задания раздать адвокатам, какие идеи предложить тому-то и тому-то…

И без того на зоне фонтанирующий идеями, в обстановке стресса он фонтанировал этими идеями в разы активней.

В общем, просто если бы он ушел в себя, начал страдать и думать, как все плохо… он бы пропал, рано или поздно совершил ошибки, за которые… Нет, даже не будем договаривать. Главное – самодисциплина, самодисциплина, самодисциплина. За образец поведения, повторимся, он возьмет себе Шаламова. Ни в коем случае не Солженицина с его идеей о том, что опыт тюрьмы человека закаляет и ценен сам по себе. Шаламов со своей идеей о том, что опыт тюрьмы в человеческой жизни непригоден, ближе. Нельзя подвергать человека таким условиям. Другой вопрос. – раз уж ты в эти условия попал, будь добр, выстой. Ведь в тюрьме один шаг до падения. Один шаг – и полная деградация. Окончательная потеря человеческого облика.

Ходорковский даже не то что не ломался в карцере, в нем в такие моменты всплывали наружу качества, которые раньше лежали на дне.

Ходорковский даже не то что не ломался в карцере, в нем в такие моменты всплывали наружу качества, которые раньше лежали на дне. А теперь эти качества закреплялись в нем окончательно.

Так что все эти цели и установки администрации – раз и навсегда покончить с неслыханной по размахам тюремной деятельностью опального зэка – выполняли ровно обратную функцию. Этот зэк даже в карцерах умудрялся заниматься деятельностью, а выходил после них не то что с пошатнувшейся психикой, а какой-то обновленный, с пухлым «чемоданом» идей и планов…

А ведь на первый взгляд ничего хуже, чем карцер, с заключенным, произойти не может. А пример Ходорковского показывал: еще как может…

В общем, психика после таких его выходов из карцера ломалась уже у тюремной администрации. Администрации ведь наверняка отчитываться надо было перед… Ну, в общем, перед теми, кто носит невидимые миру погоны. И потому когда Ходорковского увезли из Краснокаменска, там облегченно вздохнули, словно избавились от тяжелого пласта проблем… Когда Ходорковского увезли из Читы, в Чите тоже облегченно вздохнули. Потому как избавились…

– От геморроя, – так прямо и отрезал как-то один из уфсиновцев.

Глава 24 Он и заложники

«Итак. Если лицо спокойное, голос обычный – значит все нормально: опять куча неприятностей и проблем, но… но терпимо в общем. То есть как всегда. Так. Если весел и даже шутит – неприятностей удивительным образом за неделю не случилось. Если… Если не шутит и голос странный, и смотрит необычно, то…» – примерно так рассуждал в уме адвокат Шмидт, каждый раз идя на свидание к своему подзащитному.

За семь лет Шмидт научился с ходу определять, какое у Ходорковского настроение. Будь то «Матросская тишина» в Москве, будь то приезд в колонию в Краснознаменск или в Читу. В первые же секунды после встречи в комнате для свиданий. По выражению лица, по глазам, по тому, теребил ли он нервно что-то в этот момент в руках – маркер, карандаш – или нет… И в зависимости от того, в каком состоянии он заставал своего подзащитного, Шмидт настраивался морально и сам.

Как правило, состояние Ходорковского всегда было нормальным – да, опять не без проблем, не без неприятностей, опять какие-нибудь выговоры, взыскания, «подлянки». «Но терпимо». Говорил подзащитный Шмидта спокойно, деловито – в общем, как всегда.

Нередко его подзащитный шутил. Это когда проблемы, может, и были, но происходило что-то такое, что не могло не радовать. Удачное обжалование какого-то судебного или прокурорского решения, или домашние чем-то порадовали…

Бахмина – это очень больная тема для Ходорковского. Он никогда этой истории простить себе не сможет.