Заключительный период

Такое не забудешь и до смерти. Так что он все уже знал. Знал, что скоро он сам начнет собирать начальников отделов; а пока что Коля Рыжиков всем им — строителям, технологам, сантехникам — зачитал заключение экспертов, которые исследовали эту самую пыль, исследовали по разработанной ими же самими методике, и Коля, он помнит это, занудно перечислял все составляющие этой пыли. И пусть в обвинительном заключении хоть десять раз повторяется, что «помещение шлифовально-полировального участка, в котором выделяется взрывоопасная мелкодисперсная пыль, без надлежащего выяснения ее свойств и в нарушение пункта 1.2 строительных норм и правил проектирования П-М2-62 и пункта 7.3—8 правил устройства электроустановок неправильно отнесено к категории и классу пожароопасного производства, а не к категории взрывоопасного производства», да, пусть не десять даже, а сто, тысячу раз будет это повторено, он, Сомов, даже если ему придется отсидеть за это лишний год, или два, или три, он никогда не согласится с тем, что они отнеслись к своему делу халатно. Та пыль, что они давали на экспертизу, когда они еще только собирались делать проект, та пыль, о которой и докладывал Коля Рыжиков, та пыль, черт бы ее побрал, не взрывалась!

Не взрывалась.

Об этом свидетельствует акт экспертизы.

Это же понятно и дураку. Понятно ребенку, понятно сопливому студенту с вытаращенными от непонимания глазами, понятно любому пуделю: если разговор идет о пыли, если есть эта пыль, если она скапливается в процессе производства, то первый вопрос, без которого даже не сдвинуться с места, звучит так: взрывается или горит? И если взрывается, то так и пишем, черным по белому, и ничего тут мудреного нет, просто не проектируем никаких накопителей, и обходимся без подвалов, и по-другому производим расчет несущих конструкций, и другая вытяжка и очистка, вот и все. Но она не взрывалась! Она горела! И пусть его присудят к пожизненному заключению в этой башне, он все равно, даже ложась в гроб, будет размахивать заключением экспертов и заключением специалистов из лаборатории УПО — Управления пожарной охраны, самых упрямых и несговорчивых стервецов на свете: Эта пыль не взрывоопасна.

Прошу прочесть это еще раз. Не взрывоопасна!

Почему же она взорвалась?

«Неправильное определение категорийности производства шлифования и полирования футляров, покрытых полиэфирным лаком, повлекло за собой выполнение проекта вентиляции и электроустановок на шлифовально-полировальном участке не во взрывоопасном исполнении».

Чушь и бред. Сомов уже не думал ни об отдыхе, ни о жертвенности, ни об апатии. Как только он доходил до этого места, его подбрасывало на жесткой койке, как на батуте, он готов был разорваться, как перегретый котел. Чушь, галиматья — от начала до конца. Тот, кто писал это, ни хрена не понял. Да как же иначе? Если черным по белому в заключении экспертов написано не взрывается, на каком основании они могли бы разработать взрывоопасный вариант, который не сложнее пожароопасного, но дороже на миллион. Если эксперты пишут: она горит. Горит. Она горит. И если бы нужно было начать все проектирование сначала, и если бы проектировали не они, лучшие из лучших, а любые другие, любые, — было бы сделано то же самое.

Но она взорвалась. Почему?

Никто не узнает. Никто и никогда. Она взорвалась, и перекрытия не выдержали и обрушились, и трое человек погибло, полтора миллиона убытка, и вот они в тюрьме, на койках, рядом: бывший директор завода и бывший директор института, два бывших главных инженера, и начальники отделов вместе с начальниками цехов, бывшие некогда уважаемыми людьми и специалистами своего дела, ставшие подследственными, подсудимыми; бывшие члены партии, бывшие орденоносцы, а ныне обыкновенные уголовники. Все они попали сюда, как если бы подрались в кабаке, набили бы друг другу морду, как если бы были лицами без определенных занятий, или если бы спекулировали, или способствовали хищениям, нажили бы каменные хоромы, обзавелись тридцатью тремя сберкнижками на предъявителя, стали бы подпольными миллионерами, завели по десять любовниц, а в домах пылился бы в тоске хрусталь и фарфор и шагу не ступить без ковров. Как это могло случиться, Сомов? Как могло случиться, что ты здесь? Думай, Сомов. Ты должен ответить на этот вопрос. Должен. Именно здесь, в камере, лежа на койке, ты должен решить этот вопрос, должен найти на него ответ, должен найти ответ в эту ночь, в эти оставшиеся несколько часов, пока еще не вынесен тебе приговор.

Именем Союза Советских Социалистических Республик…