Заключительный период

Зубов ест блины, макает их в сметану. Марина заварила чай, села напротив, подперла рукой щеку, молчит, смотрит. У Зубова куски в горле застревают, глотает с усилием. Поглотал и перестал. Сидит — ждет.

— Ну так что? — Это Марина сказала высоким таким, не похожим на ее обычный, напряженным голосом.

— Что — что? Я сказал: выходи за меня замуж. Я… Ну, ты сама знаешь.

— Не знаю.

— Знаешь, — упрямо сказал Зубов. — Знаешь, что я тебя люблю.

— Ну хорошо. Любишь. Ты ведь знаешь, Гена, что и я… Я тоже… А дальше?

— Что дальше? Я сказал: выходи за меня замуж. Только знай: что есть сейчас, то и будет, а больше, видимо, ничего. Не академик, не герой… У меня ни кола ни двора, ни явных достоинств, ни даже скрытых пороков. Так что, по совести, не очень-то завидное предложение. Одно только и есть у меня — ты…

— Она была красивая?

Зубов только кивнул в ответ. Какое это имеет теперь значение?

Марина, как о чем-то постороннем, сказала рассеянно:

— Значит, ты хочешь жениться на мне, так?

Зубов снова кивнул.

— Гена, милый, а что ты обо мне знаешь?

Зубов пожал плечами:

— Все. Ты — это ты.

И он неуверенно улыбнулся, стараясь поймать ее взгляд. Он рискнул пошутить:

— Что ты теряешь? На худой конец, прогонишь меня, и все. Мне не привыкать.

Девушка шутку не приняла, и улыбка с лица Зубова исчезла.

— Слушай, — сказал он с отчаянием. — Ты мне нужна… Нет, не то. Я люблю тебя, ты знаешь… Еще в прошлом году, когда мы только приехали на разведку, я подумал… Нет, я даже и думать о тебе боялся… И вот. Я знаю, всего сразу не бывает… но если вместе…

— Ну хорошо, — сказала Марина. — А моя работа? Ты подумал о ней?

— Ну еще бы, — сказал Зубов, радуясь, что может, наконец, ощутить под ногами почву. — Конечно, думал. Да тут и думать-то нечего.

В эту минуту он и сам верил, что только этим и занимался — думал над тем, как все произойдет и как все будет в дальнейшем.

И он, торопясь, стал говорить… Жить они, конечно, будут в Ленинграде. У него там есть комната. Шестнадцать квадратных метров. Небольшая, конечно, но в чудесном районе, на Петроградской, недалеко от Кировского моста.

Девушка кивала, вид у нее был сосредоточенный, похоже было, что она вспоминает те места: Кировский мост, набережная Невы, памятник «Стерегущему»…

Наступила тишина. Потом девушка взглянула мельком Зубову в лицо и спросила совсем спокойно:

— Ну, а работа?

Зубов сделал великодушный жест — работа! Уж в Ленинграде ли не найти работу хорошему стоматологу?

— Значит, можно найти?

— Безусловно.

— Так… так… И правда, ты все продумал. Мы с тобой женимся, едем в Ленинград…

Марина снова взглянула на Зубова, и тот удивился — глаза девушки были печальны, он бы сказал даже — горестны.

— Послушай, Марина, — быстро сказал Зубов.

Но она перебила его:

— Нет-нет, ты послушай. Вот ты все решил, да? Так тебе показалось, что все решил… И где жить, и где работать. Но есть тут еще одна вещь, еще один вопрос, о котором ты, кажется, не думал… — Голос ее стал яростным, страстным. — Не хотел подумать… А я… Я должна здесь все бросить?

— Что? — не понял Зубов. — Что ты бросишь?

— Ну, конечно, действительно — что? А моя работа — это, по-твоему, ничто? Это, по-твоему, ничего не значит, да? Или значит? Об этом, обо мне, ты все-таки не додумал?

— Ну, погоди, — пытался возразить Зубов. — Ну, Марина… Ведь работа… Ведь в Ленинграде ты сможешь этим же заниматься. Пойдешь в поликлинику, а там больные…

— Да, да, — кивнула девушка, — все верно… Там больные, тут больные, какая разница… — В голосе ее был какой-то подозрительный оттенок, сильно смахивающий на презрение. — Об одном, только ты не подумал все-таки: как же мне-то бросить все это? Знаешь, что здесь было три года назад, когда я только приехала? Да ничего не было! Чтобы попасть к стоматологу, надо было ехать в Архангельск. За сто с лишним километров. Не ухмыляйся ты, черт возьми!

Зубов и не думал ухмыляться, просто ему стало тоскливо, и губы непроизвольно дернулись. Так он и сказал Марине — это губы дернулись. Какая уж тут ухмылка.

— Я тебя понимаю, — сказал он и замолк. Он знал, что Марина создавала здесь все чуть ли не на пустом месте… Ему рассказывали, как доставала она свой зубоврачебный комбайн. Он мог бы добавить, что слышал, как отзываются о ней местные жители, не то что скупые на похвалу, а просто суровые по природе и не уважающие сантиментов. — Вот и хозяйка наша, Варвара Андреевна…

— Угу. Она у меня лечилась, — кивнула девушка.

— Ну вот видишь… Я понимаю. Все своими руками… Этого, конечно, не оставишь… Да и не на кого… Верно… — Голос Зубова звучал все тусклей и тусклей. — Видишь, я понимаю… — И он замолчал. На самом деле он ничего сейчас не понимал, ни о чем не мог думать, кроме одного: и на этот раз судьба сыграла с ним злую шутку. Так ведь этого нужно было ожидать с первого дня их знакомства. Ни к чему иному это привести и не могло. Еще одна несбывшаяся надежда. А кто тебя заставлял надеяться, дурак? Сколько ни надейся — все обман.

— Может, все-таки тебе прислали бы замену, а? Ну хоть не сразу, через месяц, через два. Нет?