Заколдованная Элла

— Твой нежный, покладистый нрав я распознала с первого взгляда! — воскликнула Люсинда. — Послушание — чудесный дар, Элле. Иногда я наделяю им новорожденных. Нет, я его не отберу. Радуйся, что наделена столь редкостным и великолепным качеством.

— Но… — начала было я и осеклась: до меня дошел приказ Люсинды. Проклятие превратилось в благодать. — Благодарю вас, госпожа! Благодарю! — воскликнула я, чуть не забыв, что надо говорить по-айортийски. И поцеловала Люсинде руку.

— Не надо, не надо. Не стоит благодарности. Просто тебе нужно было взглянуть на все с другой стороны. — Она погладила меня по голове. — Ну, беги, Элле.

Первый приказ в новом положении. Теперь я буду слушаться с радостью. Я убежала.

Я понимала, что радуюсь по Люсиндиному приказу, но это был предел счастья. Да, я не забыла, почему Люсиндин дар так меня измучил. И все равно была счастлива. Представляла себе, какие приказы получу — глупые, злые, смертельно опасные, — и мечтала, как буду их исполнять.

Впервые после смерти мамы я ничего не боялась. С восторгом смотрела в будущее. Чувствовала себя легкой, будто облачко.

Я решила разыскать отца. У него-то точно найдется что мне приказать. Отец как раз садился в карету у входа в дом Уаакси. Услышав мой голос, он обернулся — и я опешила. Он и вправду был рад меня видеть. И впервые улыбался мне без ехидцы.

— Элла! Девочка моя!

Рассердится? Ну и пусть.

— Я сбежала из пансиона.

Отец засмеялся:

— Так и знал, что у меня растет отважная девчонка! Ты теперь настоящая дама или по-прежнему неуклюжий поваренок?

— А как мне тебе показать?

— Сделай реверанс.

Я расстаралась на славу.

— Великолепно. — Он улыбнулся с прежним ехидством. — И к тому же прехорошенькая. Зря я о тебе сразу не подумал. Забирайся в карету, Элеонора. Не сомневаюсь, на сей раз платье останется цело.

— Нам, наверное, надо попрощаться с Уаакси, — сказала я, ступив на подножку.

— Ей и без нас забот хватает. Горюет из-за дара, которым наградила молодых одна фея. — Отец нахмурился. — Говорят, их тут было целых три, а я ни одной не приметил.

Карета тронулась. Куда мы едем, мне было все равно.

— Ты как раз вовремя — пора пускать в ход все твои умения, — заметил отец.

— Только скажи, что мне делать.

— Ого, на подобное преображение я и не надеялся, — поднял бровь отец. Потом надолго замолчал.

Меня потянуло в сон.

— Я конченый человек.

От его голоса я вздрогнула:

— Что?!

— Продал усадьбу, которая мне не принадлежала. Покупатели-гномы вывели меня на чистую воду. Когда мы доберемся до Фрелла, я должен буду возместить им ущерб, а на это уйдет все мое имущество. Мне придется продать дом, мебель, карету. И тебя — фигурально выражаясь. Ты выйдешь замуж, и мы снова будем богаты.

И он снова будет богат.

— Да, отец. С удовольствием. Когда?

Я прекрасно сознавала всю чудовищность его плана, но радости при мысли о том, что можно будет послушаться, это не омрачило.

— Что ты сказала?!

— Я сказала: «Да, отец. С удовольствием. Когда?»

— Ты спрашиваешь когда, но не спрашиваешь за кого?! Неужели тебе настолько не терпится замуж?

— Нет, отец. Не терпится исполнить твой приказ.

— Что там с тобой вытворяли, в этом пансионе? Похоже, я бы на твоем месте тоже сбежал.

* * *

Когда мы подъехали к дому, отец задержался снаружи поговорить с кучером, а я побежала искать Мэнди. Она скоблила морковку, на плече у нее сидел попугай.

Мэнди обняла меня крепко-крепко — едва не задушила.

— Элла! Элла, солнышко мое!

Попугай разразился речью на гномьем:

— !чоК!чоэ эчачоэд д жоаК!чоК!

Вот бы Мэнди тискала меня вечно. Вот бы прожить остаток жизни маленькой девочкой, пусть и слегка помятой, потому что крестная очень ее любит.

С порога раздался голос отца:

— Сегодня вечером я отлучусь и ужинать не буду. Завтра у нас прием. С рынка доставят эльфийские опята. Мэнди, это настоящий деликатес. Подашь их на закуску леди Элеоноре и ее гостю.

— Что еще за гость? — спросила Мэнди, когда отец ушел.

— Наверное, мой будущий муж. Мэнди, я так счастлива!

Она уронила горшок, который мыла. Горшок полетел в раковину, но тут же взлетел ей прямо в руки.

— Кто-кто?

Попугай снова заверещал:

— !чоК.

Мэнди назвала его Чока — в честь его любимого словца «чоК», гномского междометия, которое означает «ой», «ну и ну» или даже «тьфу!».

— Мой будущий муж. Отец потерял все состояние, я должна выйти замуж, и тогда он снова станет богатым.

— Ну, это уже полный перебор! — взорвалась Мэнди. — Выдумал тоже — отдавать замуж этакую кроху! Чему ты радуешься-то?

— Я не просто радуюсь. Я… — Мне было трудно подобрать нужное слово. — Я переполнена восторгом, что смогу это сделать, лишь бы угодить обоим — и отцу, и мужу.

Мэнди взяла меня за подбородок и пристально вгляделась в лицо.

— Детка, что с тобой стряслось?

— Я увиделась с Люсиндой, и она приказала мне радоваться, что я такая послушная.

Мэнди побелела как полотно.

— Вот негодяйка!.. Только не это, лапочка. Только не это, родная!

— Мне теперь гораздо лучше! Я больше не считаю, что меня прокляли. Не огорчайся! — Я улыбнулась. — Вот видишь. Я тебе приказала. Если ты меня послушаешься, тоже будешь радоваться.