Заколдованный круг

Хёгне привязался к Ховарду, доверял ему — и потому, что он пришлый, и потому, что он сломал Керстафферу плечо.

Как-то раз он пригласил к себе даже Рённев. «И она-то ведь тоже пришлая!» — так он выразился.

Но самое удивительное, однажды, в самое рождество, он заглянул в гости в Ульстад. Оттаял, ему было хорошо, и он заливался тоненьким старческим смехом.

В ту ночь светила луна, но Ховард пошел все-таки проводить его до тропинки, ведущей в Лиэн.

— Бедняга! — сокрушалась Рённев. — Подумать только, какой бы он был добрый с этой глупой девкой.

Щенок по кличке Трулс вырос в хорошую охотничью собаку. Ховард и Юн ходили с ним каждую осень на охоту и добывали одного-двух лосей. Добычу делили поровну: Ховард содержал собаку, а Юн — из них двоих лучший охотник.

Бродить по лесу с собакой и ружьем — это ли не райская жизнь. Здесь, правда, не тот простор, что открывался с гор Телемарка; но лес был огромный, величественный, а высокие кроны деревьев пели: я свободен.

— Ты за последние годы примолк, — обронила как-то Рённев.

Он ответил, что, видимо, кое-чему научился в этом селении. Здесь люди лишнего слова не скажут.

— Ты перестал петь за работой, — заметила в другой раз Кьерсти.

— Разве? — удивился он. Но он и сам знал, что много воды утекло с той поры, когда он пел за работой.

Часть вторая Заколдованный круг

Медведь

Стояло лето, начало августа, Ховард косил траву на пастбище в горах. На хуторе они уже со всем управились, и эту недельку он с удовольствием провел на сетере, здесь было так спокойно, и все как-то выглядело по-иному.

Кьерсти, падчерице Рённев, весной исполнился двадцать один год, и она помогала на пастбище дояркам.

Ховарду нынче особенно хотелось пожить в горах. Впервые за много лет в лесах вокруг сетеров объявился медведь-хищник. Там находили задранных овец, а как-то в полдень до смерти перепуганное стадо с ревом принеслось домой. Оказалось, что медведь задрал годовалую телку Нурбю возле самых домиков. Из Нурбю послали с ружьем парня, и он с собакой подкарауливал медведя, но так еще и не сделал ни одного выстрела. Бурый только раз промелькнул в полумиле от сетера.

Ховард прихватил с собой в горы ружье, в глубине души надеясь убить медведя, но ни разу и свежих следов-то не видел. Похоже, что медведь ушел в глубь леса.

В тот вечер Ховард косил перед домиком. Солнце садилось, пала первая роса, и коса резала на совесть. Она брала любую траву, отличная была коса — та самая, что он когда-то выковал из ножа.

Ховард частенько думал, что не худо бы вновь перековать косу на нож. Но все как-то не получалось. Кроме того, коса была на редкость хороша и годилась и в сенокос, и в жатву — на все случаи. Вместо этого он выковал себе новый нож, как две капли воды похожий на старый, и насадил на рукоятку от старинного меча. Но он чувствовал — это подделка, и при первой же возможности он обязательно вновь перекует…

А сейчас коса легко резала мягкую траву. В лесу было так тихо, что он слышал говор девушек по другую сторону озера. Отсюда ему не видно было хлева, но слышался звон медного колокольчика, висевшего на шее у коровы, голос Кьерсти, которая доила корову и напевала песню. Кстати, этой песне он сам ее научил много лет назад.

Кьерсти пела:

И Вилеманн к Синей горе поскакал,
А кукушка пропела беду.
И пала роса,
И изморозь белая пала.

Синеет гора уж недалеко,

О дику былинку споткнулся Серко.

Кьерсти теперь взрослая девушка, ладно сложена. Не словоохотлива, да это и к лучшему. Красивая девушка. Темно-русые волосы, большие темно-синие глаза кажутся почти черными, наверное, из-за бровей, которые темней, чем волосы. У Кьерсти с Рённев похожие глаза, хоть они и не родня друг другу, только у Кьерсти глаза побольше и иногда словно светятся. Она еще чуть угловата, но все же видно, что теперь она взрослая девушка.

Парня у нее еще нет, ну и хорошо, потому что, выйдя замуж, она по закону получает право на хутор.

Кьерсти пела:

Трубит Вилеманн в позолоченный рог,
А кукушка пропела беду.
И пала роса.
И изморозь белая пала.

Синеет гора уж недалеко,

Да сам уж споткнулся о дик колосок.

Царил покой, как в тихий воскресный вечер. Казалось, ничто не может нарушить тишину. И вдруг в одно мгновение все переменилось. Заревел бык, замычали и заметались коровы. Ховард услышал крик, визг и грохот, и ему отчетливо послышался медвежий рев.

Он побежал к хлеву за угол дома и увидел на пороге медведя, явно намеревающегося войти, но в дверях с метлой в руках, преграждая ему путь, стояла Кьерсти и кричала:

— Кыш! Убирайся прочь!