Закон бумеранга

— Да, — продолжал Сашка глухо и как-то очень грустно. — Я извинялся формально — потому что надо было извиниться. Но это было неискренне. Я не чувствовал своей вины. Ты знаешь почему. Теперь чувствую, поэтому хочу попросить прощения по-настоящему. Марин, прости меня. Не хочу говорить что-то в своё оправдание. Просто знай — я теперь всё понимаю и больше не считаю себя правым.

Я чуть не брякнула: «А ты считал, что прав?» — но силой сжала челюсти.

Не надо, Марин. Ни к чему колоть его сейчас.

— Дело не только в этом твоём Антоне. Я сегодня осознал, как отвратительно выглядел со стороны. А знаешь, что самое ужасное? Что как бы я ни жалел, как бы ни старался вести себя иначе — всё равно вокруг были, есть и будут люди, которые всё отлично помнят. И только расслабишься — как они выскочат из-за угла и расскажут тебе, каким ты был козлом.

— Ты бывшую пассию встретил, что ли? — не выдержала я.

— Почти. Неважно. Но это, знаешь, довольно необычное ощущение — когда осознаёшь, что с собой из прошлого не хотел бы даже на один толчок садиться. Вроде бы это тоже ты, но вспоминать не хочется. Да… Прости меня, Мариш. Ты хороший человек, по-настоящему добрый и благородный — в отличие от меня. Не терзай свою душу злостью на меня.

Я молчала, не зная, что ответить. На глаза наворачивались слёзы, в груди защемило — я почти не могла дышать, не то что говорить.

Если бы Сашка сказал всё то же самое четыре года назад? Кто знает, как изменилась бы тогда наша жизнь…

— И ещё. Ты права. Нам нужен развод. Мы дошли до такой точки, когда совместным существованием причиняем друг другу только боль. И не только друг другу — девчонкам тоже. Пусть растут в здоровой обстановке. Так что… как у Вики начнутся каникулы, я съеду. Оставлю вам эту квартиру, живите на здоровье.

— Но… — тут уже я не выдержала, хотела возразить, но Сашка не дал.

— Не надо спорить, Марин. Из-за меня всё случилось, во-первых, а во-вторых — кем я буду, если позволю своей жене и детям по съёмам мотаться или вступать в рабство, то есть в ипотеку? Нет, вы останетесь здесь, это не обсуждается. А я съеду в начале июня.

В начале июня… Это примерно через три недели получается.

Сердце сжалось, но я тем не менее ответила:

— Да, хорошо. Как хочешь.

Сашка замолчал, но я чувствовала, что он не спит. И не спал он ещё долго — я лежала и прислушивалась к его дыханию, сама не понимая зачем.

А ещё я почему-то подумала, что в той позе, в которой мы сейчас находились, было что-то символичное. Сашка лежал лицом ко мне, а я…

Я так и не нашла в себе смелости, чтобы тоже повернуться.

44

Сашка

Когда мы в школе изучали войну 1812 года, наш учитель истории сказал такую фразу: «Иногда, чтобы победить, нужно проиграть».

Теперь я планировал отступить, дать Марине время пожить без меня, чтобы потом вновь завоевать её. Я всё равно не растворюсь, не исчезну из её жизни, и Марина это прекрасно понимает — у нас же дети. Буду приходить, ухаживать за ней, и со временем, возможно, она оттает.

Немного смущала мысль о том, что, несмотря на наш планируемый развод, если я хочу вернуть Марину — мне придётся держать член завязанным в узел и не вестись на провокации. Никаких девок. Даже если уверен, что «нуачётакова» и «никто не узнает», — ни хрена, нельзя, и всё. Слишком многое поставлено на карту, я не могу рисковать. Поэтому придётся потерпеть.

Ужасало ли это меня? Да не особо. За последние годы я привык сдерживаться, хотя раньше не утруждал себя подобным. И по-настоящему тяжело только в начале, а потом уже не настолько. Конечно, бывают вспышки — например, во время стрессовых ситуаций или когда на тебя буквально лезут девки, — но если не поддаваться и не пить много алкоголя, чтобы мозг не отключался, то можно перетерпеть.

Сказал бы мне кто лет пять назад, что я буду рассуждать подобным образом — ни за что не поверил бы. Но жизнь вносит свои коррективы в наше поведение.

Уже на следующий день после ночного разговора с Мариной я начал поиск подходящей квартиры — чтобы недалеко от жены и дочек. И нашёл буквально в соседнем доме — пару минут пешком, и я на месте. Отличная однушка, чистенькая и уютная. Правда, сдавать мне её ни в какую не хотели — я видел по лицу владелицы, что она считает меня подозрительным типом.

— Понимаете, я думала, что вы с семьёй, — бурчала девушка. Звали её Катя. Она была молодая, пухленькая и очень хорошенькая — раньше я на такую непременно бы клюнул. Я и сейчас впечатлился, заглядывая в вырез кофточки — там всё было внушительно. — А одинокий мужчина… Начнёте ещё водить сюда… всяких. Простите.

— Я так похож на кобеля? — уточнил я с любопытством, и Катя слегка порозовела.

— Э-э-э…

— Не сочтите за наезд, — постарался исправиться я. — Мне просто интересно. Вы вот так сразу, глядя на меня, видите, что я из гулящих? Только честно, я не обижусь. Мне важно знать.

— Ну как бы… — собеседница смущённо пожала плечами. — Есть такая вероятность. Человек вы ещё молодой, симпатичный, и одеваетесь так…

— Как? — я уцепился за эту фразу: мне показалось, что в ней и есть разгадка.