Закон Чернобыля

– Это Зона, – вздохнул Томпсон. – Ты сама говорить – здесь не работать человеческий законы.

Словно в подтверждение его слов из желтого облака начали вываливаться военные. Джек хорошо видел в мощный бинокль, что с ними стало.

Лица и руки людей покрывали огромные нарывы, которые лопались, когда несчастные пытались дотронуться до них руками, – и из образовавшихся язв немедленно начинал хлестать гной вперемешку с кровью. Правда, те, кто выбрался из зоны поражения, бежать уже не могли – пройдя несколько шагов, они падали на землю. Некоторые пытались ползти, но уже понятно было, что это не попытка спастись, а агония.

– Это не Lost, – покачал головой Томпсон. – Он не настолько эффективностный.

– Эффективный, – машинально поправила его Дана. – С Захарова станется. Он свое такое изобретет, что мама не горюй.

А между тем желтое облако стремительно рассеивалось, открывая страшную картину. Перед входом в бункер лежали люди – еще несколько минут назад здоровые, сильные, готовые выполнить любое задание своего командира. Теперь же это были просто несчастные жертвы гениального ученого, умирающие плохо и больно…

Дана дернула Томпсона за рукав:

– Быстрее. Ты же хотел попасть внутрь? Сейчас самое время, пока вояки не передохли!

– А почему быстрее, пока не передохли? – не понял полицейский.

– По ходу, ты про озеро Куписта ничего не знаешь, – хмыкнула девушка, доставая из рюкзака противогаз. – Все оно плюс прилегающая к нему территория – это гигантская аномалия-«роженица». Любой, кто протянет ноги на этой земле, очень быстро превращается в зомби. Так что у нас есть минут десять до того, как трупы вояк поднимутся и примутся стрелять в нас. Противогаз есть?

– Есть, – слегка потерянно от обилия информации проговорил Томпсон.

– Так пакуй башню в слоника – и погнали.

Странно, но это Томпсон понял без дополнительного перевода. Он вообще быстро учился, в свое время это отмечали все преподаватели в полицейской школе. Здесь же, на зараженной земле, где нет места законам цивилизованного мира, его образование в плане выживания продвигалось стремительно. Не захочешь – выучишься, потому что уже было ясно: в Зоне ленивых и невнимательных ждут не низкие оценки, а смерть, зачастую страшная и мучительная.

* * *

Внутри «дота» было тесно и мрачно. Вдоль стен, словно часовые, стояли различные защитные костюмы, надетые на безголовые манекены. Остальное свободное место занимал стальной прилавок, за которым виднелись полки с товарами.

– Это магазин Захарова, – пояснила Дана. – Наиболее защищенное место комплекса. Академик тот еще барыга, порой сам тут торговал – развлекался, отдыхал от науки.

Томпсон мельком взглянул на девушку. Желтого отравленного тумана в помещении не было, и она сняла противогаз, отчего по плечам рассыпались огненно-рыжие волосы, похожие на тяжелую волну красного золота. Странно, что он не заметил этого раньше – грязное лицо девушки нельзя было назвать красивым, но она была определенно привлекательна. Конечно, ее портили налет грубости, настороженный взгляд зверька, готового в любую минуту огрызнуться и укусить, а также неровный шрам на левой щеке. Но Томпсон отметил про себя, что все это его не отталкивает. Скорее, наоборот…

Все время с момента гибели семьи он не подпускал к себе женщин, хотя те частенько бросали заинтересованные взгляды на плечистого полисмена. Даже мысли не было впустить в свою жизнь постороннюю – он жил своей любовью, которая не умерла вместе с женой, а осталась в его сердце, в фотографиях, в памяти… Он понимал, что нельзя вот так рвать свою душу, что надо отпустить тех, кто ушел навсегда, – но ничего не мог с собой поделать.

А сейчас не прошло и двух дней после того, как он ступил на землю чужой для него страны, пришло еще до конца не осознанное ощущение, что та ужасная ночь осталась в прошлом. Там, в Америке, когда он не отвлекался на что-то, она стояла перед его глазами постоянно, возникала в мельчайших деталях, словно тот кошмар произошел только что. Здесь же, в Зоне, объемные кровавые краски прошлого вдруг внезапно поблекли, стали невыразительными, какими-то картонными и… ненастоящими. Словно та ночь была не в его жизни, а в чьей-то другой. И сейчас Томпсон удивлялся самому себе, впервые за долгое время смотрящему на девушку заинтересованным взглядом мужчины.

Она, конечно, это сразу почувствовала и, пряча противогаз в боковой карман рюкзака, усмехнулась:

– Что, американец, нравлюсь? Увезешь меня с собой в Штаты, в жизнь сладкую, как горячая карамель, насильно залитая в пасть?

Томпсон наморщил лоб, стараясь понять, о чем это она.

– Ну, у вас же там свобода и демократия, – пояснила Дана. – Если жрешь ее большой ложкой за обе щеки, значит, свой. Когда другим ее в глотки пихаешь, чтоб задыхались от счастья, вообще зашибись. А вот если морду воротишь от ценностей идеального общества, то можно и огрести по полной, так, что мало не покажется.

Джек нахмурился.

– Зачем тебе в мой страна, который ты не любишь?