Закон дитто

Она пела о далекой-далекой земле. О щемящем чувстве тоски и одиночества, о странных тварях и безумных правителях… О жертве, которую каждый приносит ради мечты – пугливой птицы, что норовит, вспорхнув, стремительно улететь. О выборе и сожалении. О судьбах, сплетающихся воедино. О тех, кому предначертано встретиться – сколько бы лет и жизней между ними ни пролегло.

Война расцвела,
Краснеет вода…
Далека земля
Огонь до конца!

Безумец уже

Стоит во дворе,
Нашел свою цель
И молвит: «Убей!»

Драконы кричат,

Но люди молчат.
Лететь иль молить?
Но проще забыть…

Так, дева, прими

Решенье уже,
Уйти от войны,
Или смерть душе…

Трель флейты взлетела и резко оборвалась. Я вздрогнула и очнулась. Тяжело дыша, прекрасная певица указывала обнаженной смуглой рукой прямо на меня. Совсем близко, настолько, что я различала белые лунки на ногтях.

Град аплодисментов взорвал паб. Люди кричали, свистели, хлопали, восторженный гул охватил задымленные столики. Свет постепенно возвращался. Актеры раскланялись и, собрав чаевые и овации, удалились со сцены.

А я залпом осушила стакан. Где Асира?

– Повторить? – Пиратка, улыбнувшись, склонилась надо мной. Я посмотрела на низкий пузатый бокал с толстым дном. Веселая музыка развеяла магию момента, и все стало таким, как и раньше, – привычным.

Обычным.

– Да, пожалуйста. И мне нужно отойти в уборную, а моя спутница задерживается. Могу ли я оставить свои вещи без присмотра?

– Конечно, все гости нашего заведения могут не беспокоиться о своих вещах.

Пиратка указала на табличку «видеонаблюдение», где веселый ирландец грозил пальцем, и развернулась в сторону бара.

Я встала, поправила черные складки брючного костюма и прошла до тяжелой деревянной двери с еще одной экстравагантной табличкой – другой веселый ирландец спускал штаны перед краснеющей пастушкой.

Толкнула дверь и зашла в помещение с четырьмя закрытыми до потолка кабинами. В полумраке стоял парень, спиной ко мне, и мыл руки. Я процокала мимо него до свободной кабинки. Усталость и чуть больше хмеля, чем я пила в последний месяц, заставили меня покачнуться и задеть парня плечом. От неожиданности он резко провел рукой под самым краем крана, и струя красивым веером разошлась прямо на его светлую рубашку.

– Простите, – пробормотала я.

Парень обернулся, смерил меня взглядом, полным какой-то неопределенности, и пожал плечами, дескать «ну вода и вода». Его перстни блеснули, когда он начал закатывать рукава рубашки, обнажив до локтей сплошные черные узоры татуировок. Один из черепов оскалился в ехидной улыбке. Легкая россыпь мурашек пробежалась по позвоночнику и иглами впилась в самое сердце. Почему-то эти татуировки вызывали странный такой дискомфорт.

Я поняла, что смотрю слишком пристально, и быстро юркнула в кабинку.

Когда я вышла, парня уже и след простыл. Приглушенный звук музыки, смех и чужие разговоры за дверью давили на что-то живое внутри. Вздохнув, я позволила себе выпустить на волю разгорающийся пожар тревоги. Легкое волнение, проникшее в меня с песнью красноволосой актрисы, вернулось с утроенной силой, заставив мысли скулить побитой собакой.

Щемящее чувство тоски. Последние дни я старалась загрузить себя работой и ежедневной рутиной, лишь бы не чувствовать, что схожу с ума.

Прошел месяц с того момента, как мне явилась тень. В ту ночь я долго лежала без сна. Под утро мне даже стало казаться, что рука лишь плод моего отнюдь не плоского воображения. А наступивший солнечный день и заботы заставили меня отложить мысли о мнимом и пахать над реальным. Уже миновал октябрь, и махал рукой загруженный ноябрь.

Таким образом я и вошла в круговерть бесконечной работы: планерки, трафик, туповатые вопросы, вежливые ответы, обычность и обыкновенность.

Если бы не эта песня. Я понятия не имела как, но залатанные прорехи души с треском разорвались под силой слов, и все, что я откладывала в далекий ящик разума под этикеткой «не-трогать-иначе-мы-станем-с-тобой-заливаться-вином», разом заполнило все мое существо.

Я опять тонула.

– Ну и что теперь? – спросила я у своего отражения.

Отражение, конечно, молчало. Хороший знак – остатки разума еще на месте.

Я быстро помыла руки и подставила их сушиться. Фен ворчливым гудением полностью заглушил музыку в пабе.

Свет лампочки два раза дрогнул и погас.

А затем вновь вспыхнул, сменив цвет с бледно-желтого на темно-зеленый. Я поежилась и торопливо сунула руку в карман брюк – надо бы позвонить Асире и узнать, где эта красотка опять задержалась.

Но телефона в кармане не было.

Вот черт, никогда же раньше не оставляла его на столе!

Я рванула на себя легко поддавшуюся дверь и быстро прошла до столика.