– Доложить хочу о состоянии дел, – обстоятельно начал говорить староста. – По домам мы расселились. Мест всем хватает. Здесь есть гончарная мастерская, кузница и даже стекольная мастерская. Большие запасы древесного угля. Люди тут не бедствовали. Гончары и кузнец среди нас есть, стеклодува нет. Нет еще коров и бычка. Баранов нет и коз. Кур привезли с собой. Но надо еще, чтобы были гуси и утки. Здесь река, им раздолье будет.
Артем слушал внимательно и терпеливо. Турган не тот человек, чтобы беспокоить по пустякам, и, несмотря на гибель дочери, держится хорошо. О поселке и людях в первую очередь думает, за это стоит уважать. В такт разговора он кивал головой, показывая, что понимает заботы старосты.
– И мы оставили в Хволе десяток мужиков, чтоб прикупили у местных крестьян коров и всякую нужную живность. Сразу брать не стали, местные цены задрали до небес. Два торговца предлагали нам пилы и топоры по такой цене, что впору без штанов остаться. Поэтому мы не стали спешить, послали мужиков по селениям посмотреть, прицениться.
Рассказав о положении дел, староста приступил к главному:
– Теперь о моем деле. Гнать стадо они будут все по той же дороге, которой шли мы. Сами понимаете, что в селениях по пути живут почти разбойники…
Артем, соглашаясь, кивнул.
– Вот я и подумал, что, может, дадите десяток солдат для охраны? – Староста испытующе поглядел на Артема. Не заметив пренебрежения, продолжил: – А мы тоже в долгу не останемся, чем можем, поможем. Среди нас хорошие охотники. Обеспечим провиантом и молочком… Мехами поделимся. У нас скорняки отменные. Что скажете?
– Да не вопрос, Турган, дам я десяток, чтобы сопроводить ваш караван. Еще кошке своей прикажу охранять. Когда думаете выдвигаться?
– Так через седмицу и тронуться можно. Туда дня три, обратно дней десять. За две седмицы управимся. Спасибо, что не отказали. И вот еще что… – Староста обвел глазами скудную обстановку комнаты. – Вижу, вы один. Дам я вам двух кухарок в помощь. И уберут, и постирают, и приготовят. Есть пара вдов… – Староста хитровато взглянул на Артема, но тот спокойно выдержал взгляд и ответил:
– Это было бы хорошо, Турган, баба, она всяко лучше денщика готовит…
– И мне бабу… – Из-под стола показался Свад и залез на свободный табурет. Нагло посмотрел на старосту и грозно, как ему самому казалось, произнес: – Иначе прокляну. Молоко скиснет. Вот.
– И домовенок ваш тут? – как ни в чем не бывало улыбнулся староста. – Проказник, всем бабам под юбки заглядывал. И били его… Вы ему молочка в блюдце налейте…
– Ты себе молока налей, кривошип с бородой, – огрызнулся Свад. – Я помогу со стеклодувом. Выберу молодых парней и обучу.
– А ты умеешь стекло делать? – удивился Артем.
– А что там уметь? – небрежно отмахнулся Свад. – Бери да делай.
Староста некоторое время молча смотрел на коротышку, потом спокойно заговорил:
– А ведь есть у меня для тебя девица, домовой. Чуть больше тебя, но это не страшно. – Заметив удивленный взгляд Артема и сильно заинтересованный – Свада, ухмыльнулся: – Сирота у нас одна есть. Калека.
– Зачем мне калека?! – возмутился Свад. – Мне здоровую давай. Вот с такими сиськами! – Коротышка показал руками, какие должны быть вторичные половые признаки у женщины.
– Так она здоровая, только четверть человека. А сиськи как раз такие и есть, – не смутился староста.
– Зачем мне четверть? Мне целая нужна.
– Девушка целая, только не выросла. Калека она с детства. Семнадцать весен. Самый сок. Ее мать заболталась с бабами, да не усмотрела, в колодец дочку уронила, и та что-то себе при падении повредила. Отец как узнал, так мать у колодца и прибил. А его самого жандармы забрали. Больше мы его не видели, а девочку спасли, вырастили. Только она расти перестала. И с детства у нее дар открылся лекарский. На кого руку положит, тот и выздоравливает. Хоть человек, хоть животина. Мы ее от инквизиции по подвалам прятали. Тем только дай повод, сожгут сразу и скажут «одержимая».
– Я не видел у вас карлиц, – удивился известию Артем. – И не выдал никто?
– А мы ее прятали всю дорогу. А теперь уже и не надо. Лушей ее зовут. В моем доме теперича поселил ее. А насчет выдачи, так дурней у нас нет. – И как само собой разумеющееся добавил: – Кто же лекарку предавать будет?
– В твоем доме? – Гремлун заерзал на табурете.
Староста глянул на гремлуна, нахмурился и тихо произнес:
– Если обидишь девочку, пеняй на себя. Найдем, не спрячешься.
Свад возмущенно выпятил грудь:
– Как ты мог такое подумать! Гремлун ребенка не обидит.
– Да? – язвительно спросил Артем. – А это что? – И показал свою руку. – Может, там тоже твоя работа?
– Да ты что? Я ее не видел и не знаю. Да пошли вы все по нисходящей амплитуде графика моих ценностей… – Разгневанный и оскорбленный гремлун слез с табурета и растворился в воздухе.
– Он что, и у вас в лагере бывал? – спросил Артем.
– Бывал, – усмехнулся староста. – Пугал баб и требовал самогон. Меня обозвал как-то странно… Катагеном недоделанным.
– Может, котангенсом?
– Вот! Точно, им. Ученый, стервец.
Староста глубоко вздохнул, хлопнул широкими ладонями себя по коленям и поднялся.