Закон Единорога

Я глядел на пламя костра – на извивающуюся в диком танце саламандру, а перед моими глазами все еще плясал яростный огонь, пожирающий деревянные стены часовни, слышался, треск рушащихся перекрытий, вопли умирающих людей, взывающих к Господу… И подкатывал комок к горлу при воспоминании о черных руинах и жутком запахе горелого мяса… Я знал, что этот запах теперь будет преследовать меня до конца дней. Наверное, я старею… Видимо, так и подкрадывается старость. С того самого часа, когда в подземелье замка Венджерси возник этот чертов посох, а может быть, еще раньше – тогда, в чертоге Оберона, – я, кажется, почувствовал, что что-то безвозвратно ушло и необратимо изменилось. Интересно, где-то теперь Мерлин с его новям посохом и Оберон с магической скрижалью? Невеселые мысли уносились вверх, как искры костра, вспыхивая и пропадая в ночном небе. Я зябко поежился, кутаясь в плащ. «Господи, почему же так пусто и одиноко? Как же получилось, что, пробыв здесь так недолго, я успел возбудить к себе суеверный ужас и ненависть множества людей, стоявших как против меня, так и на моей стороне. А друзей? Друзей я тоже нашел. Даже родетвенииков…» – я горько усмехнулся, вспоминая свою неугомонную сестричку. «Две женщины говорили, что, любят меня, быть может, две самые прекрасные женщины Европы… Одна из них предала меня ради будущего нашего ребенка и трона Англии; вторая по моей вине сейчас в беде», – о худшем не хотелось и думать. «Удастся ли мне помочь ей? Для того, чтобы освободить Лауру, я окружил себя людьми, которых, возможно, мне придется принести в жертву ради своей любви… Какое я имею на это право? Бр-р-р! Что ж так мерзко и холодно? И существует ли вообще у кого-либо право распоряжаться человеческими жизнями? Ради глаз прекрасной дамы, ради креста и веры, ради нужд государства?..» – вопросы висели в воздухе, как стая хищных птиц, и я знал, что никто и никогда не даст на них ответа. «Сколько людей шло за мной! Стал ли кто-нибудь из них счастлив? Не знаю… По крайней мере уж точно не коннетабль Честер. Господи, сколько людей убил, но никогда не было так муторно и страшно, как сейчас… Всю жизнь свою шел путем чести, всю жизнь благородным оружием утверждал добро против зла, но само добро сделал ли я кому-нибудь? Где те, кому я сделал добро?» Мне почему-то вспомнился Инельмо, беспомощный, беззлобный, наивный человек, который погиб глупейшей смертью… Кто знает, не потребуй я от него «великой жертвы» тогда в замке Трифель ради того, чтобы выполнить задание Института, кто знает, быть может, он был бы сейчас жив… Я в бессильной ярости ткнул носком сапога торчавшее из костра полено, и в небо поднялся сноп искр. За моей спиной послышались тихие шаги. Я обернулся, вглядываясь в ночной мрак. Глаза слезились от дыма, да и от костра в темноте трудно было что-либо разглядеть.

– Да спите, я покараулю… – бросил я.

– Это я, Сэнди, – раздался голос моего оруженосца, и он вошел в круг света, очерченный, пламенем костра.

– Разрешите, я свами тут побуду. Мне что-то не спится… Я поглядел в его широко открытые глаза. В них, отражаясь, играли языки огня. Казалось, пожар часовни все еще отражался в них… Я зажмурился и помотал головой, чтобы отогнать навязчивое видение.

– Садись, – коротко ответил я. Некоторое время мы сидели молча, по очереди лениво шевеля уголья обугленной веткой.

– Богоугодное дело мы с вами сегодня сделали, – неожиданно произнес Шаконтон, и в тоне у него слышался то ли вопрос, то ли утверждение. Я вздрогнул.

– Оставь Господа в покое, Сэнди. У него свои заботы, у нас свои. После того, как он создал нас такими, как мы есть, ничего он больше не делал и не сделает для нас. И все, что делаем мы, ему, в общем-то, тоже безразлично.

Я посмотрел на оторопевшего Сэнди.

– Вы еретик? – испуганно прошептал он.

– Наверное, – пожал плечами я. – Какое это имеет значение?..

– Мне кажется, в последнее время все вокруг сошли с ума, – неожиданно тихо сказал Шаконтон. – Леди Джейн постоянно твердит о грядущей Великой Битве; Мерлин утверждает, что Спаситель никогда не был Богом; Люка говорит, что Земля есть царство Дья вола, а люди созданы из морской грязи. Все совсем не так, как учил меня наш капеллан брат Ансельм… Как же тогда Свет, Царствие Божие, спасение души? Или все это ложь, и мы давно живем в аду, и нет никакого рая? – глаза Сэнди были полны неизъяснимой мукой, которая бывает в час пробуждения души.

– Один кесарийский мудрец сказал: «Добро есть зло, не сумевшее осуществиться. И тот, кто говорит вам – это добро, а это зло, – лжец. Ибо одному Господу ведомо, какими путями шествует истина». Понимаешь, Сэнди, все значительно сложнее, чем объяснил тебе брат Ансельм, – как можно мягче начал объяснять я юноше. – Спаситель утверждает, что царствие Божие внутри нас, церковники же толкуют о том, что ключи от него висят на поясе святого Петра. Спаситель призывает к действию, а они говорят о молитве.

– Но ведь искренняя молитва… – попробовал возразить Александер.