Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

Сотни деревьев - тысячи - сплетены во время роста. Какие-то секвойи. Старые превыше лет и огромные превыше понимания. Бережно сцеплены, вылеплены и отполированы, поддерживают себя на сотни футов, намного выше любых деревьев Земли... по крайней мере, на памяти людей. Он так откровенно смеется над попытками описания, что сравнить можно лишь с Иггдрасилем, и даже тут нет точности.

Делианн рассказал, что твердыня Митондионнов была задумана и начата его дедом, Панчаселлом - тем самым, что сотворил дилТ'ллан - десять тысяч лет назад. Пока вы не увидели чертову штукенцию, это лишь слова. А потом вы входите и кто-то ведет вас в Сердцевинный Чертог, присутственную палату Митондионнов, на волосок меньше спортивного зала для двух драконов, и вы понимаете, что оказались внутри живого существа возрастом едва ли меньше, чем человеческая цивилизация...

Язык немеет.

Стоит упомянуть, что это место загнало мою обычную наглость так далеко в задницу, что она вылезла через выпученные глаза. Не будет преувеличением сказать, что религиозный восторг не имеет надо мной власти, а "почтение" - слово, которое следует перечитать в толковом словаре... но когда я восхожу на Пламя, круглый алый диск перед королевской галереей, не могу не пасть на колени.

В той галерее пятеро перворожденных, двое мужчин, две женщины и одно не-спрашивайте-кто. Митондионна легко определить: самый высокий из них, к тому же платиновая грива свисает до пояса и в ней черная прядь шириной в палец, тянется от залысины на лбу на левое плечо, кончаясь как раз у филигранной чаши - рукояти рапиры.

"Твое имя". - Он не претендует, будто говорит. Бескровные губы сжаты в суровой гримасе, слова падают шелестом листьев, весьма напоминая Шепот Кайрендал.

- Доминик Шейд.

"Это не твое имя, дикарь". - Лицо Вороньей Пряди чуть кривится, когда вмешивается другой мужчина (голос тот же, но готов спорить, исходит он от другого). - "Волю я скручу как жгут, темных истин не таи, губы сами изрекут..."

- Ага, продолжай в том же духе. - Сразу с волшбой. При всем моем восторге и почтении, да чтоб вас. - Я уже объяснил тому типу, Квеллиару, что я не одичавший. Я из Тихой Страны. А имя мое таково, какое я предпочту.

Внезапно шелеста становится так много, что звуки угрожают разорвать череп. Воронье Крыло выступает вперед и обрывает их резким взмахом руки. Говорит вслух: - Рассказывай о нашем сыне, об их брате.

Голос его мрачен и нечеловечески чист, словно звон обсидианового колокола. Чувствую, как он сжимает мою волю - без тонкостей, прямое Доминирование. Я показываю зубы. - Спросите вежливо.

Лицо замыкается сильнее. - Трюки, которыми ты пытаешься противиться нам? Я сам передал их вашей Железной Руке. Полтысячи лет назад, монашек. Нашим силам не сможет противостоять любая ваша Дисциплина.

- Во-первых, я в отставке. Во-вторых, спасибо что напомнили, за что я ненавижу таких вот уродов. Я ведь пришел помочь, чтоб вас. С большими расходами и рискуя жизнью, я нашел вашего сына, всего лишь чтобы купить право поговорить с вами, зная, что вы, наглые говнястые мудаки, презираете смертных, будто мы крысы под вашей кроватью. И в-третьих...

Я развожу руки. - Хотите напасть на меня? Давайте, начинайте, король эльфов. У меня тоже есть силы.

Не успевает он решить, как именно меня растоптать, более высокая из женщин подходит и кладет ему руку на локоть. - Мир, мой владыка. Некогда люди несли вассальную службу Дому Митондионн. Так представь, что сей смертный может быть наследником долга, который мы признаем пред Железной Рукой и Богоубийцей...

- Ага, забавно, что вы упомянули этих парней...

Она смотрит на меня, и слепящее горе в этом взоре прерывает меня не хуже пощечины. - Если вы не против, владыка Доминик Шейд, поделитесь со мной новостями о моем сыне.

- Я не владыка и... - Ох, дерьмо. Раздолбайте меня навыворот. - Вашем сыне?

- Две с половиной сотни лет прошло с последней моей беседы с Торронеллом; я скорбела по его гибели и ношу траур до сего дня. Снимите горе с моего сердца, и будете другом Дома Митондионн, пока я еще хожу тропами дней.

Что продлится не так долго, как она считает... но оставим. - Моя леди, извините. Я... я потерял мать очень давно. Для меня всегда удивительно, что у других есть матери.

Ну, я вовсе не готов взглянуть матери Торронелла в глаза и сказать: "О да, ваш младший сынок преуспел в бордельном деле, отсасывает у смертных в Анхане".

- Торронелл стал листоделом в самом изысканном заведении человеческого города. У него прочная профессиональная репутация и масса поклонников. Не готов назвать его счастливым, но он гордится признанием и широкой известностью.

Она чуть склоняет голову. - А если я попрошу, вежливо, поделиться остальными знаниями, что вы утаили?

- Я почтительно откажу, моя леди.

- Но вы... - Она сжимает руки и опускает голову. - Вы скажете, где он? Как его найти.

- Не могу. И прежде, чем искать его - прежде чем послать кого-то на поиски - спросите себя, сколько правды вынесет ваше сердце.

Глаза ее смыкаются. - Ах.

- И, знаете... сколько правды о себе вынесет он, сколько готов доверить вам.