Чаревич и Вантиков были программистами. Мишка, что называется, все хватал на лету, из него просто фонтаном били различного рода идеи. Любую задачу он начинал с того, что предлагал оригинальный и, как правило, сложный метод решения. Он обожал, новые технологии и старался использовать их максимально, даже, если они считались «сырыми». А вот делать рутинную работу терпеть не мог. Для него было просто наказанием, когда программу, что называется, надо «довести до ума». Обычно в таких случаях он дотягивал до последнего, а потом с бешеной скоростью начинал форсировать события. Естественно, что подобный подход отражался на качестве сервиса, и в самый неподходящий момент что–нибудь обязательно отказывало. Только Мишку подобные мелочи волновали мало, в таких случаях, он обычно говорил: «Не царское дело – мух ловить», за что и получил прозвище «Царевич». Его напарник и закадычный друг Витька Вантиков был полной противоположностью. Этот наоборот предпочитал предельную ясность. Прежде чем начать реализовывать какой–нибудь проект, он всегда составлял схему с тщательной проработкой каждого этапа и только после этого приступал к работе. Его программы отличались простотой и безукоризненным сервисом, не было случая, чтобы творения «Бантика» вдруг переставали функционировать по неизвестной причине. Клиенты его обожали. Особенно дамы постбальзаковского возраста, для которых компьютер ассоциировался, ни много, ни мало, с атомным реактором. Лапидарность Витькиного «продукта» позволяла дородным матронам чувствовать себя современными «бизнесвумен» и, они с видимым удовольствием давили на клавиши. Даже внешне эти двое были абсолютно разными. Царевич – невысокого роста, коренастый, с голубыми глазами в обрамлении пушистых ресниц и с кокетливыми ямочками на щеках. А Бантик – под метр девяносто, худой, сутулый, с серьезным взглядом больших карих глаз. Единственная объединяющая деталь – оба носили очки. Было очень забавно наблюдать со стороны, когда они спорили по тому или иному поводу. Уравновешенный спокойный Бантик, четко выговаривая каждое слово, медленно излагал свои доводы. И только по тому, как он поправляет сползающие на нос очки, тыкая в переносицу через каждые две минуты, можно было догадаться, что предмет спора задел его за живое. При этом, крайне возбужденный Царевич нетерпеливо метался по комнате, сметая все на своем пути. У него никогда не хватало терпения дождаться, когда, наконец, Витька закончит говорить и, поэтому он все время пытался перехватить инициативу, а когда это не удавалась, то воздевал руки к потоку и восклицал: «Боже мой, с кем я связался? Ты – одноклеточный! Нельзя же в такой степени следовать правилам! Это не бельевой шкаф, где все по полочкам раскладывается. В жизни необходимо импровизировать, оставлять место для внезапного порыва». Но по–настоящему они не сорились никогда. Максимум, сколько эта парочка могла просуществовать врозь – трое суток.
Илюха Лопарев был специалистом по сетевым коммуникациям или проще «пауком».
Еще в конце восьмидесятых, когда об Интернете никто и слыхом не слыхивал, он опутал весь ЦНИИИС, (а это семь этажей), оптоволоконной паутиной, растащив дисплеи из зала ВЦ по рабочим местам. Поначалу многим, особенно начальству, было непонятно зачем все это нужно. Не проще ли держать всю технику в одном месте, так и контроль осуществлять легче и ремонт. Особенно сопротивлялся хозяйственник, под началом которого находились ЦНИИИСовские пожарники. Полковник в отставке, он органически не переваривал, когда нарушались всякого рода циркуляры и поэтому всех регулярно пугал увеличением числа «возможных очагов возгорания». Но если директор института, в прошлом крупный чин Госплана и консервативный по натуре человек, периодически ловился на эту удочку, то Ромадин оставлял все выпады бывшего вояки без внимания. Он–то хорошо понимал перспективы данного мероприятия. С приходом ИНТЕРНЕТА для Илюхи наступили золотые времена, он не просто зависал в «паутине», он там жил. Любимое выражение Лопарева: «День без НЕТА–жизнь насмарку!»–очень точно отражало формулу его существования. Человек, который за всю свою жизнь выучил единственную фразу на иностранном языке: «Die Stunde zu Ende» (урок окончен), да и ту с ошибкой, самостоятельно начал осваивать английский, и довел свое знание до такой степени, что не просто мог читать и писать, но и достаточно свободно общаться. Правда, окружающих периодически бросало в дрожь от чудовищного Илюхиного произношения, но ему было на это абсолютно наплевать.
Двое последних были «спецы по железу» или, как их именовал Бобров, «кнехты». Он же вполне серьезно утверждал, что оба его Шурика ведут свою родословную от Лесковского «Левши». В общем–то, Славка был не так уж и далек от истины.