Я нашел нужный тубус и снял крышку зубами. Затем опустился на колени и вытрусил из него содержимое, как ребенок на Рождество. Покидая Монтлейк, я спрятал письмо в конверт, чтобы сохранить его в более-менее первозданном виде, и он беспрепятственно выскользнул прямо мне на колени. И, точно как ребенок на Рождество, который не может решить, нравится ли ему подарок, я просто уставился на него.
– Оно выглядит так же, как и во все прошлые разы, когда ты доставал и пялился на него, – протянул Таг.
Я кивнул.
– Хочешь, я сам его прочту? – произнес он уже более учтивым тоном.
– Таг, ты ведь знаешь, что я сволочь? Я повел себя как сволочь тогда с Джорджией и мало изменился за эти годы.
– Боишься, что после прочтения этого письма я перестану тебя любить? – в его голосе слышалась улыбка, и от этого мне стало немного легче дышать.
– Ладно. Давай ты прочтешь его. Я не могу.
Я передал ему письмо и поборол желание заткнуть уши.
Таг разорвал конверт, развернул лист бумаги, наполненный словами Джорджии, и с пару секунд молча смотрел на него. А затем зачитал:
* * *
Дорогой Моисей!
Я не знаю, что сказать. Не знаю, что чувствовать. Единственное, что я знаю, это то, что ты застрял там, а я здесь, и мне еще никогда не было так страшно. Я постоянно навещаю тебя и ухожу, так и не добившись встречи. Я волнуюсь за тебя. Волнуюсь за себя.
Увидимся ли мы еще когда-нибудь?
Боюсь, что нет. И если это так, ты должен знать, что я чувствую. Возможно, однажды и ты сможешь поделиться со мной своими эмоциями. Мне бы очень-очень этого хотелось, Моисей.
Ладно, все карты на стол. Я люблю тебя. Правда. Ты пугаешь меня и восхищаешь, вызываешь желание ранить тебя и в то же время залечить все твои раны. Это странно, что мне хочется сделать тебе больно? Я хочу причинить тебе такую же боль, какую причинил ты мне. Однако даже мысль о твоих страданиях мучит меня. Нелогично, правда?
Во-вторых, я скучаю. Скучаю по встречам с тобой. Я могла бы смотреть на тебя целыми днями напролет. Не только потому, что ты красивый, – хотя не без этого, – не только потому, что ты создаешь красоту – и не без этого, – а просто потому, что что-то в тебе манит меня и заверяет: если бы ты просто впустил меня в свое сердце, если бы ты просто ответил взаимностью, у нас была бы красивая жизнь. Мне бы искренне хотелось, чтобы твоя жизнь наладилась. Больше, чем чего-либо другого.
Не знаю, прочтешь ли ты это письмо. Не знаю, ответишь ли на него. Но я хочу, чтобы ты узнал о моих чувствах, пусть они и изложены в этом убогом письмеце, которое пахнет Миртл, потому что оно месяц пролежало в моем бардачке.
Надеюсь, ты согласишься выслушать меня вживую, когда выйдешь из больницы. Даже если ты потом уедешь.
Пожалуйста.
Джорджия
P. S. Помнишь мои пять плюсов? Они не изменились. Даже после всего произошедшего, я по-прежнему благодарна. Просто хотела, чтобы ты знал.
* * *
Мы сидели в молчании пару долгих секунд. Я потерял дар речи. По сути, в письме не было сказано ничего такого. Но присутствие Джорджии в комнате стало ощутимым, реальным и теплым, как ее карие глаза и персиковые поцелуи. Ее слова буквально слетели с бумаги и протащили меня через тоннель в прошлое. Она будто стояла передо мной и ждала ответа. Поразительно, но даже после стольких лет у меня его не было.