Закон молчания (СИ)

Дэн молча кивнул. С момента их ухода со склада он не проронил ни слова, разве что угукал впопад. Теодора, напротив, так и подмывало высказаться, а заодно и подумать вслух. Он запустил пятерню в волосы, как следует их взлохматил. Лба коснулся прохладный ветер с запахом сдобы от ближайшего кафе и ментоловых сигарет, дунул смелее, но мыслей из головы так и не вымел. Только перепутал еще больше. В кучу смешались и фальшивые луковицы, и явившийся консильери, и Гамбино, требующий сей же час разыскать наглых воров и подать их головы на блюде, посыпав петрушкой. Последняя картина была особенно неприятна, и Тед старательно гнал ее прочь, заполняя эфир пустым трепом, но в итоге не выдержал:

— Слушай, вот зачем это, а? Как думаешь?

Дэн остановился, вздохнул. Голубые глаза уставились Теду в лицо, пристально и внимательно, и на миг в их глубине промелькнула та же тень, что и тогда, у распахнутого кузова.

— Я думаю, — проговорил Дэн, — что лучше обсуждать это не на улице.

Пришла очередь Теда угукнуть.

— Тогда… до меня как раз недалеко, две станции проехать.

Странно, но за все время, пусть они и сблизились почти молниеносно, это стало первым приглашением. До сих пор они просто пересекались в городе, пили пиво и трепались, либо работали. В самом начале Тед считал, что просто помогает напарнику, на которого косо смотрят, хоть немного ощутить себя человеком. Но вскоре стало понятно: пусть тому и неприятно сложившееся к нему отношение, пусть оно утомляет, трагедии из этого он не делает. Спокойная холодноватость с окружающими и меткие фразы, которыми Дэн ставил на место, вовсе не были пустой бравадой. А ершистость виделась приобретенной привычкой, заготовленным ответом тому, чего не изменишь. И как только здесь все встало на свои места, Тед понял, что ему с рыжим попросту легко и приятно. Они стремительно проскочили стадии просто напарников и всего лишь приятелей и на полном ходу влетели в дружбу. А ход меж тем и не думал замедляться.

Подземка подхватила их вместе с редкими дневными пассажирами и кучкой туристов, беспрестанно щелкавших камерами, покачала в вагоне и вынесла наружу. Квартиру Теодор снимал прежнюю, ту же, куда смог в свое время перебраться из общежития. Второй этаж, одна комната, кухонные окна — на ветку легкого метро, комнатные — на оживленную улицу, от станции недалеко. Его это вполне устраивало, а шум Теду, который и сам любил ночами погонять на байке, а после спал как убитый, и вовсе не мешал.

Светофор на перекрестке зажегся красным, пропуская поток машин. Молчать сделалось совсем невмоготу, а все нейтральные темы нахально сделали ручкой.

— Еще минуты три, и добрались, — проговорил Тед.

Он рассеянно скользнул взглядом по дороге, выхватывая отдельные силуэты, и ощутил, как стремительно холодеют кончики пальцев. В крайнем правом ряду шла микролитражка. Зеленая, с божьей коровкой на капоте. Совсем близко. Слишком близко. Почти вровень с ними.

Сердце пустилось вскачь. Тед не успел ни подумать, ни сказать хоть что-то. Он видел только, как невообразимо, неправдоподобно медленно — или это только казалось обострившимся чувствам? — ползет вниз пассажирское стекло, почти слышал шорох, с каким работает его крохотный моторчик, видел движение и холодный блеск внутри.

Сам толком не отдавая себе отчета, Тед схватил уткнувшегося в телефон друга за локоть и дернул в сторону и назад, за себя. Толкнул вниз, не глядя, не в силах отвернуться от оконного провала.

Что-то еще сделать он просто не успел. В салоне снова блеснуло, двинулось, отразив скупой отсвет вечернего солнца, и высунувшаяся наружу рука в массивных часах швырнула на асфальт дотлевающий окурок. Мужик на пассажирском поправил темные очки, и стекло поползло вверх.

Все заняло какие-то секунды.

— Фу ты, черт! Пепельницу себе купи, урод!

Тед проорал это вслед, мстительно радуясь, что «урод» вынужден кататься в мелком девчачьем недоразумении, и чувствуя, как изнутри обдает жгучим стыдом.

Стоявшая у перехода девица, заткнувшая уши плеером, покосилась на Теодора с опаской и шагнула в сторону, пробормотав что-то подозрительно похожее на «псих ненормальный». Стало вдвое стыдней.

С чего он вообще решил, что зеленая малявка — по их душу? Мало ли в городе таких, пусть даже и с одинаковой аэрографией! А даже если микролитражка ровно та самая, нет совершенно никаких причин, почему она не может оказаться здесь просто так. На них же были эти чертовы глупые маски, и пусть Гамбино мог и — вне всякого сомнения — уже понял, по чьему приказу его обокрали, знать наверняка, кто именно был исполнителем, он попросту не в состоянии.

Все это вихрем пронеслось в голове, и к Дэну (спасибо, тот хотя бы уронить себя не дал!) Теодор повернулся, злясь на собственную торопливую дурость. Повернулся — да так и замер. Потому что на незагорелом лице не было и следа насмешки или осуждения. Только понимание и еще что-то. Удивление? Может быть. Но не устроенному цирку, а его причине. Как будто рыжий не ожидал, что Теодор кинется его закрывать от — пусть и воображаемой — опасности, и теперь понятия не имел, что с этим делать.