Закон молчания (СИ)

Насчет встречи, кстати, Сара соврала. Гостей у Томми Андерсона не оказалось. На массивном дубовом столе остывал кофе в крохотной чашечке из тонкого, как бумага, фарфора. Рядом стояла вазочка с печеньем и конфетами. Сам хозяин кабинета, вне его стен казавшийся крупным и значительным, как-то поблек и уменьшился на фоне ярких обоев с потертой уже позолотой и громоздкой мебели. Шкаф, тумба, стол, даже диван у боковой стены с закрытой дверью были резными, на вычурных ножках, изображавших львиные лапы. Дань современности отдавали только кресла (для посетителей — обычные, легкие, как из переговорной, для принимающей стороны — пухлое директорское), причем Теодор готов был поспорить, что появление в этой комнате хоть чего-то удобного было мерой вынужденной и вызванной всеобщим нежеланием намозоливать задницу на твердых деревяшках, чье единственное предназначение — пылиться в музее.

Томми Андерсон устроился на своем месте, вынул из кармана брюк платок, промокнул взмокшую, невзирая на работающий кондиционер, лысину в окружении редких волосинок и протяжно выдохнул.

— М-м, парни, — нервно проблеял он, — я понимаю… э-э-э… причину визита и… мнэ-э… недоумения мистера Сколетта…

— Это уж точно, — встрял Тед одновременно с тем, как рыжий заметил:

— Скорее — недовольства.

— Да, конечно. — Толстяк с тоской покосился на свой кофе, но в присутствии «посланцев» тянуться к нему побоялся. — Недовольства. Я сожалею, что, эм, вызвал его.

— И все-таки вызвали. Почему? — Напарник заломил бровь, и посмотревший на него Тед только сейчас обратил внимание, что она перечеркнута недлинным шрамом.

Беседа, вежливая или нет, с этим нервным типом казалась Теодору натуральным цирком на выезде. Томми Андерсон страдал подобными «провалами в памяти» достаточно регулярно, и, как правило, ему хватало вежливого напоминания. Если точнее — ему оказалось достаточно всего один раз получить напоминание второе, уже не столь вежливое, чтобы впредь всегда поднимать лапки кверху уже после первого. Порой Тед думал, что все нечаянные просрочки — своего рода спектакль, доставляющий главному и единственному актеру какое-то особое, извращенное удовольствие. Не раз и не два мелькала мысль, что Джо, если уж он хочет окончательно навести здесь порядок, давно мог бы попросту разок приехать, как следует рявкнуть и навсегда распрощаться с необходимостью посылать гонцов, но тот свято чтил принципы дона о добром слове и пистолете. Или, возможно, ему просто нравилось попугивать мягкотелого слизняка своими ребятами: никаких явных угроз, но обе стороны и так прекрасно понимают, что к чему. Вот сейчас они с рыжим спокойно, очень спокойно напомнят, что злить мистера Сколетта лучше не стоит — в гневе тот неприятен, — получат заверения в духе «конечно, конечно». Поинтересуются, не имеет ли уважаемый Томми каких-то проблем, объективно позволяющих задерживать плату, и распрощаются. А через пару дней довольный босс вскользь обронит: «Молодцы, парни», — и об Андерсоне можно будет забыть. Месяца на три.

Пропуская мимо ушей негромкое блеянье, Тед старательно делал в меру грозное лицо. Затем снова глянул на напарника, какого-то странно напряженного, и хмыкнул про себя. Наверное, привык, что под началом Уайтера все не так просто, и ждет подлянки. «Дурное предчувствие» рыжего оказалось на редкость заразным, и оттого начинало чудиться, что Андерсон и впрямь какой-то не такой. Что с ним что-то не так. Слишком уж сильно, непривычно сильно нервничает и мямлит куда больше обычного.

Тед невольно подобрался, когда кончивший экать Андерсон снова промокнул лысину платком да так и бросил его на стол, попав прямиком в вазочку с печеньем.

— В общем, м-м-м, вы передайте… да, передайте мистеру Сколетта, что наши, как бы это сказать, договоренности больше не имеют силы. Эм, да. Не имеют.

— Это в каком смысле? — не сразу понял Тед.

–– Да в очень простом.

Громила из-за закрытой двери в примыкающую к кабинету комнату явился так тихо и внезапно, что показалось — возник он и вовсе из ниоткуда. Как и его почти копия, шагнувшая сзади. Этого цербер за стойкой просто не могла не пропустить: пистолет наголо — оч-чень серьезный аргумент.

Два пистолета.

И на особо добрые слова пара конкурентов уж точно не собиралась растрачиваться.

Тед на автомате метнулся рукой под ветровку, был остановлен недвусмысленным жестом и замер. Ежу понятно, что первым пальнуть успеет тот, кто уже целится.

Второй громила обежал вскочивших напарников взглядом, скривился презрительно и кивнул Воронцову, очевидно, сочтя его меньшей угрозой:

— Ты, рыжий, дуешь к Джо. И пусть себе уяснит, что больше соваться ему сюда не надо. Capisci?[1]

— А ты, — первый качнул дулом, не отводя его от Теда, — пока погостишь. Нам же не нужны глупости.

И вот это уже пахло совсем дурно. Сам Тед тех времен не застал, но, как оно было, слышал. Еще лет пятнадцать назад, пока между сцепившимися донами все не устаканилось, Гамбино частенько проворачивал подобный номер. В знак серьезности намерений и устрашения ради отправлял невольных гостей на тот свет.