— Хотелось бы знать, — пробормотал Геллер, — хотелось бы знать… Почему ты так не любишь себе подобных, Миральда?
— Потому, что они лишили меня всего самого дорого, что у меня было в этой жизни, — зло и сухо ответила она из глубины шатра, — у меня нет желания пересказывать вам это, командор, дабы не испортить аппетит перед завтраком. Но, поверьте, причины, по которым я предпочитаю жить в одиночестве, достаточно весомы.
— Ты умеешь красиво говорить, как благородная дама, — заметил он, все еще глядя на маленькие облачка, купающиеся в розовом рассвете.
— Мать научила нас грамоте, — обронила за его спиной Миральда, — она много чему нас учила…
Оказывается, она неслышно подошла и стояла совсем близко.
— Нас?
Ведьма промолчала.
— Быть может, ты передумаешь и поедешь со мной в Алларен, нашу благословленную Небесами столицу? Поверь, Император хоть и молод, но мудр и щедр. Ты не пожалеешь.
— Мне не нужна щедрость повелителя, — заметила Миральда, — позвольте мне уйти, командор.
План, блестящий план, рассыпался, как песочный замок. Геллер поморщился: да что же это за полоса сплошного невезения? Проклятая нелюдь не выходит из своей чащобы, армия бездействует, а тут еще эта девица уперлась, как ослица, и даже представить себе не может значения этой сделки, прежде всего для нее самой… Он попробовал пойти другим путем.
— А если нет? Если я силой потащу тебя с собой? Поверь, мне не составит труда посадить тебя в клетку и отвезти в Алларен в подарок владыке, но уже не как свободную женщину, а как рабыню.
Он повернулся и хмуро взглянул на ведьму. Как раз в тот момент, когда на ее бледном лице воцарилось выражение крайней растерянности. Но, очень быстро овладев своими чувствами, Миральда сурово сжала губы.
— Не забывайте, командор, кто я такая.
— Сейчас ты просто беззащитная женщина, которая едва на ногах держится, — он усмехнулся, глядя, как испуганно расширились зеленые глаза, — ты думаешь, я не знаю, что для людей вся Сила — в вещах? Я могу сделать с тобой все, что мне заблагорассудится, и ты будешь бессильна что-либо изменить.
Она вздохнула. Покачала головой.
— Да, это правда, командор. Потому-то и прошу — смиренно прошу — отпустить меня… — И едва слышно добавила: — У меня больше нет сил бороться…
Миральда повернулась и, пошатываясь, побрела к своей постели. Но на полпути ноги ее подломились, и она упала бы, не подхвати ее Геллер.
— Вот видишь, на ногах не стоишь еще, а уже в лес собралась! Тоже мне…
Ведьма оказалась легкой, как птичка, видать, сказывалась лесная пища. Геллер уложил ее на постель, натянул по самый подбородок покрывало. Она молча смотрела на него, и в глазах дрожали слезы. При виде этих-то слез командору сделалось не по себе. Сколько же горя пришлось перенести этой несчастной, чтобы превратиться в столь жалкое существо?
— Я не хочу тебя обижать, — строго сказал он, — но и отпускать не хочу. Побудь здесь, с нами, хотя бы не сколько дней. Человек не может жить совсем один, Миральда… — И, вспомнив внезапно свой странный сон, добавил: — Иначе рассудок его мутится, и он уже не может отличить истину от собственных иллюзий. Поживи с людьми, и, может, ты изменишь свое решение. Ну а когда твое здоровье поправится окончательно, мы поговорим еще раз.
Тонкие, с изломом, брови ведьмы удивленно поползли вверх; Геллер мысленно поздравил себя с маленькой победой. И, рискуя, сделал еще один шаг над пропастью:
— Неужели для тебя видеть лица мертвых лучше, чем лица живых?
Удар достиг цели.
Уткнувшись носом в подушку, Миральда разрыдалась. Геллер поначалу хотел попробовать успокоить ее, но потом передумал и вышел прочь. В конце концов, он командор, а у командора имперской армии дел по горло.
…— Зачем Императору Дэйлорон? — спросила Миральда.
Они сидели на поваленном бурей дереве, одетом в бархатный кафтанчик мха. Заходящее солнце удивительным образом окрашивало бледные щеки ведьмы в нежный розовый цвет, переливалось в белых волосах, отражалось в теплых зеленых глазах. Со стороны Дэйлорона тянуло сыростью, и Миральда то и дело зябко куталась в одеяло. Тут же, привязанный к дереву, щипал травку жеребец Геллера.
— Золотые рудники и драгоценные камни. Все это нужно Империи.
— Империи или Императору? — Она задумчиво отдирала кусочки мха, раскладывая их кружком на ладони.
Геллер хмыкнул.
— Император заботится о своих землях.
— Может быть, оно и на самом деле так. Только мне все равно не нравится то, что здесь творится.
Прошло пять дней с того момента, как она самостоятельно поднялась на ноги. Здоровье, подорванное в схватке с могущественным противником, медленно восстанавливалось, и Миральда тихонько попросила командора повезти ее на прогулку куда-нибудь подальше от шума и суеты лагеря.
Геллер не стал возражать, приказал седлать коня, и вот они сидят в вечерней тишине мелколесья, вдыхая запах свежести и любуясь цветом неба.
Миральда сорвала мелкий цветок, понюхала и положила на ладонь к кусочкам мха. Геллер удивился.
— Что это ты делаешь?