Закон парных случаев

– Ну… – протянула Ада Борисовна. – Возможно, не сразу. Пусть сначала расскажет, что ему нужно. Чаю хотите? У меня есть плюшки с повидлом.

– Хочу. Сами пекли?

– Еще чего! – Ада Борисовна фыркнула. – Кухня – не мое. Тряпки, кастрюли… бр-р-р! Кроме того, жизнь, как известно… что? Помните?

– Коротка. Помню.

Следующие полчаса они пили чай с плюшками, и Ада Борисовна рассказывала про Колю Астахова, которому не давался английский, но он все равно был старательным и способным мальчиком. Шибаеву хотелось сказать: «Да ладно, Ада Борисовна, не парьтесь, говорите прямо, лентяй и бездельник, я не передам». Но он кушал плюшки, кивал и соглашался. Он вдруг спросил себя, что сказала бы о нем его собственная учительница английского. Ухмыльнулся невольно, вспомнив крикливую англичанку… как ее? Надежда Степановна! С расшатанными нервами и вечным насморком, которая, чуть что, принималась визжать и называть их подонками. Они не оставались в долгу…

Он спохватился от взгляда Ады Борисовны и вспыхнул. Она видела его насквозь! Недаром капитан Астахов ее до сих пор боится.

– Вспомнили свою англичанку? – спросила Ада Борисовна. – Как ее зовут?

– Надежда Степановна. Я учился во второй школе.

– Знаю. Мы пересекались на семинарах. Она жива?

– Понятия не имею. На встречи выпускников ни разу не приходила. – Это прозвучало как попытка оправдаться. Он почувствовал неловкость.

– Несчастная женщина, – покивала Ада Борисовна. – Ее муж попал в аварию, был парализован, пятнадцать лет лежал. Какие встречи… Знаете, Саша, у всех столько проблем со вторыми половинами, с детьми, с родителями, уму непостижимо. Я рада, что одна. Честное слово! У вас есть семья?

– В разводе. Есть сын, ему тринадцать лет. – И предупреждая возможные вопросы, сказал: – Ада Борисовна, вам пора, уже без пятнадцати. Значит, как договорились, вы запираете дверь и уходите на два часа, а я остаюсь.

– Да, да! – заторопилась она, поднимаясь из-за стола. – Иду! Надеюсь, вы его поймаете, Саша.

Ада Борисовна ушла. Шибаев слышал, как захлопнулась входная дверь и проскрежетал ключ, после чего наступила тишина. Он подтащил кресло к стене напротив дивана, откуда его невозможно было заметить, приди кому-нибудь в голову мысль заглянуть в окно, а ему были видны калитка и край крыльца. Он сел, откинулся на спинку и закрыл глаза.

Дальше произошло событие, позорящее честь частных детективов всех времен и народов, – он задремал. Ему даже стал сниться сон про Алика Дрючина, как он сидит во главе большого стола в чалме и в восточном халате, с длинной белой бородой. Губы его шевелятся, он толкает речь. Человек сорок, сидящих за столом, почтительно внимают, трое мальчишек с каверзными физиономиями хихикают – в одном из них Шибаев с удивлением узнает себя. Алик вдруг превращается в деда Шибаева, который царапает вилкой по тарелке, издавая отвратительный звук, и кашляет.

Он проснулся, словно от толчка, прислушался и понял, что в доме кто-то есть. Шибаев вскочил с кресла, метнулся к двери, прижался к стене и замер. Показалось? Он выскользнул из гостиной и застыл в темном коридорчике, прикинув, что звук донесся из спальни. Постоял, привыкая к темноте и прислушиваясь, и неслышно двинулся в сторону спальни, стараясь не наткнуться на барахло у стены – тумбочку, скамеечку, какой-то ящик. Дальше, за дверью в спальню, стоял длинный узкий пенал, на который Шибаев не обратил внимания, так как застыл у полуоткрытой двери, пытаясь вспомнить, была ли дверь закрыта. Из спальни не доносилось ни звука. В ушах тонко и противно звенело от напряжения. Шибаев мысленно сосчитал до трех, пнул дверь ногой и рванулся внутрь. Там было пусто. Спальня тонула в голубоватом сумраке. Слабо светился прямоугольник окна за синей шторой, невразумительные блики лежали на синем атласном покрывале. Он шагнул к шкафу, намереваясь заглянуть внутрь, услышал легкий шелест сзади, но оглянуться не успел. Почувствовал сильный удар по затылку и резкую боль, качнулся и взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах, и тут же наступила темнота…