Закон парных случаев

– Его больше никто не видел. Он безвылазно сидел в деревне, воспитывал сына. Говорили, очень сдал, постарел, стал бирюком и никого не принимал. А еще говорили, что он спятил, никого не узнает, совсем плохой, а мальчика забрал брат Денис и пристроил в какой-то пансионат с глаз долой. И еще говорили, что в его кабинете висит портрет Каролины, его последней любови. Тот самый, из галереи. Он настоял, чтобы ее похоронили в семейной усыпальнице Старицких на кладбище в Бобровниках. К вашему сведению, это самое старое городское кладбище, с памятниками известных скульпторов, фамильными часовнями и усыпальницами. Его открыли в… – Он запнулся и замолчал, вспоминая. – В тысяча шестьсот семьдесят пятом году. Вы, молодежь, должно быть, уже и не знаете, его закрыли еще до войны. Сейчас, поди, и вовсе снесли да застроили, а памятники растащили на фундамент. Вот и получается, что люди живут на костях и понятия про то не имеют. Сам же Старицкий похоронен на погосте в Сидневе. Его брат Денис погиб в Гражданскую войну, что стало с сыновьями, Петром и Павлом, не знаю. Когда я писал книгу об истории города, посвятил кладбищу в Бобровниках целую главу. Помню, несколько дней лазил там с фотоаппаратом, открыл уголки, куда сотню лет, а то и больше, не ступала нога человека, все заросло крапивой и терном. Помню прекрасно усыпальницу Старицких – часовню с куполом и колоннами, а внутри – фрески святых. От центральной аллеи направо, купол виден издалека. Старицкий настоял, чтобы Каролина была похоронена именно там. Это было последнее захоронение в усыпальнице. Он сам, как я уже упомянул, похоронен в Сидневе. Вскоре началась Первая мировая, потом революция и Гражданская, всех раскидало, и бог весть, где их могилы. Я встречался с людьми, которые помнили Старицких, расспрашивал, записывал…

Старик закрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Прошла минута, другая. Старик молчал и, казалось, перестал дышать. Алик и Шибаев снова переглянулись.

– Больше ста лет забвения, и вдруг гражданин Германии просит разыскать родных. Германии! – Матвей Юрьевич открыл глаза и погрозил кому-то пальцем. – Нам наплевать, а гражданин Германии озаботился. – Он снова замолчал. – Никогда не доверял немцам, – сказал после паузы.

– А сын Каролины? Как его звали? – спросил Алик.

– Сын Каролины… – Старик пожевал бледными губами. – Его звали Иван, в честь деда.

– Вы сказали, Денис отдал его в какой-то пансион, а дальше?

– Дальше?

– Он выжил?

– Иван выжил. Лет сорок назад учительница истории из сидневской средней школы попросила проконсультировать ее по вопросам краеведения, они собирались открыть у себя что-то вроде музея. Приятная женщина, неглупая, увлеченная. У нее в школе работал исторический кружок, они даже копали вместе с археологами. Они там каждое лето работают – на древнем городище. Раньше, сейчас не знаю. Времена меняются, интересы другие. Нам плевать, а немцы, вишь, озаботились. Ее зовут Мария Ивановна Новик. Я даже бывал у нее в гостях несколько раз. Дельная женщина, организатор, детишки за ней толпой ходили. Я им советы давал, как проводить опрос стариков, как определить возраст черепков, как обработать материалы из раскопов. Когда мы познакомились поближе, она рассказала о себе. Ее отец был здесь же директором школы, приохотил ее к истории. Иван Алексеевич Новик…

Он замолчал и посмотрел на них, хитро прищурясь.

– Иван Алексеевич? Сын Старицкого? – сообразил Алик.

– Угадали, молодой человек. Фамилию ему дали в детской трудовой колонии, куда он попал с улицы. Свою настоящую фамилию он назвать побоялся, сказал, что не помнит. Выжил, выучился. Воевал на фронте, награжден орденами. После войны вернулся в Сиднев, женился на местной фельдшерице и прожил там до самой смерти. Умер он в конце шестидесятых. Мария Ивановна – его дочь, последняя Старицкая. Замужем на тот момент не была, детей своих не имела. Можно свести ее с вашим немцем, все-таки родственники…

– Дедушка, ты что, заговорил? – услышали они громкий напористый голос женщины, развешивающей давеча белье – она появилась из-за угла дома. – Владик сказал, деда заговорил, иди скорей, он хочет чаю! Я не поверила, пять лет молчал и вдруг заговорил. Мы и шептуху вызывали, и по врачам, а он молчит. А тут вдруг такое чудо!

Старик махнул на нее рукой:

– Молчи, женщина! Ты кто?

– Лиза! Я – дочка Кати, твоя внучка.

– Если внучка, так принеси чаю, – приказал старик. – И не балабонь. С вареньем, как я люблю. Выпью с гостями, праздник у меня. Гости! В кои-то веки…

– Сейчас, дедушка! – Она убежала.