Закон парных случаев

– Не думаю. Я бы на его месте избавился от всякой памяти об измене. Вообще-то такие сделки не афишируются. Он мог продать его тому же купцу… как его? Негоцианту!

– И никто не пронюхал? Даже Матвей Юрьевич?

– Мы не знаем, пронюхал или нет. Старику сто лет, запросто мог забыть. Я читал, что с возрастом из памяти выпадают целые пласты, как будто и не было. Может, и у него так. Надо бы в архив… – Алик осекся. Спросил после паузы: – Капитан не звонил? Нашли убийцу?

– Не звонил.

– Так позвони сам. Ты – лицо заинтересованное. И расскажи про типа с вазой, ему будет приятно.

– Приятно? – опешил Шибаев. – Этот еще почему?

– Ну, что она не сбрендила, а в здравом рассудке.

…Они проехали по грунтовой дороге через березовую рощу, выбрались на луг, тянущийся до леса.

– Вон кладбище, – сказал Алик. – Дальше пешком.

И они пошли к сельскому кладбищу, огороженному от остального мира плетеным тыном. Открыли кривую, жалобно скрипнувшую калитку, вошли. Встали, рассматривая деревянные кресты с навершием «домиком», венки с выгоревшими красными и синими розами и черными лентами с нечитаемыми уже словами. Кладбище отчетливо разделялось на несколько временны́х разновеликих полос: старинное, с едва заметными холмиками без крестов, заросшее высокой травой, кустами ежевики и одичавшими цветами золотого шара и мальв. Здесь бросались в глаза несколько осевших памятников черного камня. Было заметно, что сюда давно не ходят, видимо, некому уже. Следующая полоса – отчетливые могильные холмики с потемневшими и покосившимися деревянными крестами, здесь виднелись венки и букеты пластмассовых цветов разной степени ветхости – видимо, могилы изредка навещали. И последняя полоса – аккуратная, ухоженная, со скамейками и оградками, с пестрыми цветами по периметру, с венками и свежими белыми деревянными крестами с черными прямоугольными табличками. Тут и там виднелись надгробия черного блестящего камня с медальонами-фотографиями. Черно-серые лики смотрели с них отрешенно и строго. Легкий ветерок шуршал бумажными розами и выгоревшей травой, пахло сеном и свежей землей. Здесь не было ни души, и ни звука не доносилось ниоткуда, только свиристела наверху какая-то пичуга.

– Вечный покой, – пробормотал Алик. – Так проходит слава земная. Я тоже не прочь упокоиться здесь. Чувствуется слияние с космосом, возвращение к истокам…

– Еще постриптизим, Дрючин, не торопись, – перебил Шибаев, и магия старого кладбища развеялась. – Нам вон туда!

Темно-серый, почти черный, покрытый желтоватым жестким лишайником гранитный памятник с двойным чугунным крестом, такая же провалившаяся плита с сидящим на ней позеленевшим босым ангелочком с отбитым крылом. Правым. Ангелочек плакал, закрыв лицо ладошками. Нечитаемые от лишайника буквы. Это если не знать, а если знать, то можно разобрать, что покоится здесь Алексей Иванович Старицкий, ниже две даты, еще ниже пожелание мира праху и двойной крест.

– Надо бы цветы, – пробормотал сентиментальный Алик. – Может, он нас видит. Вот тебе и вся философия бытия, Ши-бон. Родился, умер, растворился без следа.

– Почему без следа? А дети?

– О близнецах мы ничего не знаем, сын Иван сменил фамилию, и внучки уже нет. Здесь лежат те, к кому никто не приходит. Смотри на даты, Ши-бон, тут даже середина девятнадцатого века. Я уверен, есть более ранние, но уже ничего не разобрать. Предки Старицкого, это была их земля.

Они стояли перед гранитной плитой с плачущим ангелочком. Тишина здесь была первозданная, ее не нарушали ни шелест ветра в траве, ни посвист невидимой птицы, ни стрекот цикад…

– Почему он не похоронил ее здесь? – спросил Алик. – Не захотел или не посмел? Как, по-твоему, он раскаялся?

Шибаев пожал плечами и ничего не сказал.

– А ты бы смог застрелить неверную супругу? – не унимался Алик.

– Смог бы. А не похоронил здесь, потому что был уверен, что его положат рядом, в семейном склепе. Семья, видимо, решила иначе. Или уже никого не осталось, война… Не думаю, что он раскаялся. Не думаю, что он ее простил. Не знаю. Матвей Юрьевич говорил, он был жестокий и упрямый.

– А вот я не смог бы, – сказал Алик. – Человек не имеет права отбирать жизнь у другого. Всегда можно разбежаться, тоже мне, Отелло!

Глава 13 Чертовщина какая-то…

Капитан Астахов обрадовался звонку Шибаева и спросил насчет засады. По его тону было понятно, что это шутка – сама идея казалась капитану попросту идиотской.

Шибаев понял и сказал веско:

– Нормально. Ада Борисовна была права, и с головой у нее порядок.

– То есть? – удивился капитан. – Этот тип действительно существует? Что же ему надо?

– Мы не знаем. Ада Борисовна теряется в догадках. Он проникал через забитую дверь на веранду, когда она гуляла в парке, и шарил в доме.

– Зачем?

– Черт его знает. Непонятно.

– Ты его видел?

На вопрос в лоб отвечают в лоб. Шибаев дорого отдал бы, чтобы уйти от ответа, но деваться было некуда.

– Я его не видел, – сказал он. – Я его слышал. Я был в гостиной, он – в спальне. Я пошел и… – Он замялся.

– И?..

– Я ожидал его прихода через входную дверь, а он проник через веранду.