Закон подлости

А я его боялся. Он для меня был недосягаемой вершиной, какой-то Эверест эстрады.

Екатерина II когда-то писала, что Пётр I был гениальный правитель.

– Я вот подумаю такой-то указ издать, посмотрю, а он у Петра уже был.

Так же и у нас в юморе – какую тему ни тронь, а у Райкина она уже была сыграна.

А ещё я его боялся, наслушавшись рассказов старших товарищей. Помню, в Ереване на гастролях Жванецкий рассказывал мне:

– Ты не представляешь, что такое Аркадий. Его влияние на людей просто подавляющее. Вот если он мне скажет: «Видишь, директор, иди и ударь его по голове», – я пойду… фигурально, конечно.

Розовский рассказывал мне:

– Когда я пытался у Райкина режиссировать, он просто играл со мной. Мы идём, он что-то рассказывает, я, счастливый, расплываюсь в улыбке, смеюсь. А он вдруг серьёзно смотрит на меня, и я чувствую себя идиотом.

«Ничего себе, – думал я. – Такие зубры, а он с ними как с детьми. Я-то тогда просто попаду тут же под его влияние и потеряюсь».

Я помню, как Райкин в фильме «Люди и манекены», как школьника, отчитывал моего приятеля – автора Леонида Натанова – на глазах у всей страны.

И вот однажды у меня дома раздался звонок. Звонил Аркадий Исаакович. Он сказал, что прочитал мой рассказ про флаг и хочет его исполнять.

А рассказ этот был написан в 1972 году. Его много лет нигде не печатали. Он был совсем непроходной. Там обычный человек от хорошего настроения вывесил на балконе красный флаг.

А оказывается, у нас не положено вот так вот просто вывешивать красный флаг.

Я сказал Аркадию Исааковичу, что вряд ли ему позволят его исполнить.

– Если очень верить в то, что делаешь, то обязательно пробьёшь, – сказал он и пригласил меня к себе в гости.

А мы как раз поехали с гастролями в Ленинград. И я пришёл к Райкину домой.

Надо ли говорить, что перед его дверью сердце у меня колотилось так, будто я шёл на первое свидание к любимой девушке.

Однако он со мной очень мило беседовал, я ему что-то из своих монологов показывал. А когда показал какие-то пародии, он сказал:

– Я пародий никогда не делал.

– Делали, – возразил я и напомнил ему его номер ещё из сороковых годов, где он пародировал Чаплина и ковбойские фильмы.

– Ну, это так давно было, – сказал он, но ему, видно, было приятно, что я так знаю его творчество, помню даже то, что он сам забыл.

Он меня спрашивал, а я рассказывал ему о современных авторах. Сказал, что ему больше всего подошёл бы Аркадий Хайт. Он наших современных авторов не знал или делал вид, чтобы узнать от меня побольше.

Мы договорились встретиться в Москве и продолжить разговор. И вот я вхожу в московскую квартиру Райкиных на Маяковской, а из квартиры выбегают Костя Райкин и Марина Неёлова. Они в этот день были на просмотре в театре «Современник».

Мы с Аркадием Исааковичем опять разговариваем о наших эстрадных делах. Затем Райкин читает мне миниатюру авторов Настроевых про собрание зверей на поляне и предлагает её переписать или дописать, поскольку в таком виде она его не устраивает.

Я говорю, что мне неудобно чью-то миниатюру доделывать.

– Там от Настроевых почти ничего не осталось. Её уже переписывали, – говорит Райкин.

Но я всё равно отказываюсь и снова рекомендую ему Хайта. Сам-то я просто боюсь ему писать, а готового ничего нет, всё уже отдал Хазанову.

Потом Аркадий Исаакович водит меня по квартире и показывает картины. Я делаю вид, что я разбираюсь в живописи, – охаю, ахаю и восторгаюсь. Подводит он меня к бюсту:

– А как вам это нравится?

Я говорю:

– До чего же хорошо уловил скульптор Костю!

Аркадий Исаакович обиженно говорит:

– Ну что вы, это же я.

Позор! Так осрамиться перед любимым артистом! Аркадий Исаакович внял моим советам и позвонил Хайту. У Хайта в это время были гости.

– Это с вами Аркадий Исаакович Райкин говорит, – сказал он своим необыкновенным голосом.

А у нас в компании Гена Хазанов довольно часто разыгрывал нас голосом Райкина.

Хайт сказал:

– Ген, извини, у меня гости, я тебе перезвоню позже, – и положил трубку.

Снова звонок.

– Это действительно Райкин говорит.

Хайт готов был провалиться сквозь землю, долго извинялся. Они встретились. И Хайт стал писать Райкину вступительный монолог, состоящий из трёх частей. А так как Хайт на тот момент был лучшим эстрадным автором, написал он просто здорово.

Как-то они разговаривали по телефону, о чём-то шутили, потом Аркадий Исаакович сказал:

– Ладно, давайте вернёмся к нашим баранам.

Хайт сказал:

– Вы имеете в виду будущих зрителей нашей программы?

Аркадий Исаакович, конечно же, оценил шутку по достоинству.

Райкин исполнил на премьере все три монолога Хайта. Хайт за три монолога получил сто рублей, обиделся и больше никогда Райкину не писал.

Дело в том, что в то время каждый монолог стоил сто рублей. Через некоторое время мы с Аркадием Исааковичем встретились случайно в Министерстве культуры на каком-то совещании. После совещания мы вышли на лестницу. За ним бежали какие-то женщины, дарили цветы, клялись в любви. Потом, когда мы остались одни и стали спускаться по лестнице, Аркадий Исаакович сказал:

– Куда же делся ваш Хайт? Пропал, не звонит.

Я сказал: