— Но в его комнате обнаружены вырезки из газет, — начал было полковник, но тут же покачал головой. — И он написал чистосердечное признание! Вот любишь ты все испортить, капитан! Твои выводы?
— Налицо самооговор. У человека масса комплексов, наверняка страдает какими-то психическими отклонениями. Самохину всего и делов было — чуть надавить, запугать. А этот спекся. — Нарвавшись на недобрый взгляд полковника, Воронов решительно закончил: — Это не он.
Полковник выбрался из-за стола, принялся ходить взад-вперед — худощавый, высокий, руки сложены за спиной. На Воронова не смотрел. Взгляд хмурый, в никуда, губы плотно сжаты. Походил, потом остановился перед ним и спросил с издевкой:
— А может, ты просто Самохину завидуешь, а, Воронов?
— Никак нет, товарищ полковник, — выдержал он его взгляд. — Зависть ни при чем.
— Ты завидуешь, что не ты взял маньяка. — Огарев будто не слышал его, нацелился указательным пальцем Воронову в грудь. — Разрабатывал версию, а она лопнула, вот ты и…
Он запнулся, наткнувшись на взгляд Воронова. Пожевал губами. После паузы добавил:
— Что делать прикажешь? Отпустить этого извращенца? Чтобы он и дальше души детишкам калечил, раз он, по-твоему, не убийца?
— У нас есть семьдесят два часа, товарищ полковник, — напомнил Воронов. — Семьдесят два часа, чтобы повременить с докладом наверх. Лишь бы Самохин лишнего не болтал.
— Вызову. — Полковник принялся отчаянно барабанить пальцами по столу. Дробь выходила траурной.
— Разрешите идти, товарищ полковник? — осторожно спросил Воронов.
Огарев будто и забыл о его присутствии, погрузился в размышления. Вопрос капитана заставил его вздрогнуть.
— Что? Да, иди, конечно. Слушай, а что твоя пострадавшая, эта Богданова? По-прежнему молчит?
— Звонила мне вчера.
— Звонила? Ну-ка, ну-ка. Чего хотела?
— Утверждает, что муж у нее пропал. Неделя как нет его.
— Муж пропал? Ты смотри! — Полковник неожиданно оживился. — А поподробнее?
— Если честно, подробностей не знаю, товарищ полковник. Я с удовольствием ее перенаправил в отделение по месту жительства.
— Помочь не захотел, значит? И что, нашли ей мужа в отделении по месту жительства?
— Не знаю. Она снова звонила мне, жаловалась на Сергеева.
— Это Глеб который?
Огарев коротко хохотнул и даже пробормотал что-то едва слышно — Воронову показалось, что назвал Сергеева редкой сволочью. Мог ослышаться, конечно.
— Так на что жаловалась?
— Обычное дело: под подозрение в таких ситуациях кто у нас попадает? Ближайшее окружение: муж, жена, сват, брат, друг. Тем более она обнаружила за день до его исчезновения, что у мужа роман с ее подругой.
— О как! Интересно-интересно. Муж крутит роман с ее подругой, она бежит из дома, попадает в нелепую историю. Потом муж пропадает. А подруга что говорит?
— Не могу знать, товарищ полковник.
— А вот ты возьми и узнай, — сощурился он. — Знаешь, может, маньяк к этой семейке и не имеет отношения, но скелетов в их шкафах, прости господи, с десяток точно наберется. Оно нам вроде и некстати, но… Так Сергеев, говоришь, давит?
— Так точно.
— А ты возьми, Воронов, и пожалей ее. Помоги, посодействуй. Может, она из благодарности рот откроет наконец. И расскажет, как следы предположительно от ее домашних тапочек очутились в метре от места гибели последней жертвы. Если, конечно, это ее следы и ее тапочки. И что с ней вообще стряслось в ту ночь, когда чудовище расправлялось с очередной жертвой, тоже пусть расскажет. Все, ступай. И делай хоть что-нибудь, капитан! Убеди меня в том, что написавший явку с повинной не маньяк! Помни: у тебя всего семьдесят два часа. Даже уже меньше.
Глава 12
— Ты куда?
Он застал ее у входной двери. Совершенно случайно вышел из ванной, потому что вспомнил, что забыл в кухне телефон, а ему сегодня могли звонить. Вышел с намыленной левой щекой: собирался бриться. И увидел Арину у двери. В плаще, в ботиночках, с дамской сумкой в одной руке и пакетом с вещами, которые забрала из дома десять дней назад, — в другой.
— Ты куда это с котомкой, дорогая?
На щеке под пеной тут же вздулся и заходил желвак. Он точно знал, что это бывает только на левой щеке, правая у него всегда остается неподвижной. Следствие детской травмы. Подумал еще: хорошо, что щека намылена. Арина не поймет, что он взбешен.
— Ты ответишь мне?
Виктор встал возле двери в ванную, упер руки в бока. Он не понимал. Он не мог поверить, что милая надежная Аринка способна вот так без объяснений просто взять и удрать. Бросить его? Его? Не сказав ни слова? Какого черта! А как, интересно, она собиралась работать с ним после такого подлого бегства? Или и работать не собиралась?
— Так и уйдешь, не объяснившись? Я правильно понял, что ты уходишь?
Она коротко кивнула. Засопела, задрала для чего-то голову вверх. Плакать собралась, понятно.
— Я правильно понял: ты уходишь от меня?
Снова ни единого слова, только головой помотала. Отрицательно. Уже лучше.
— Тогда что происходит?
— Так будет лучше для тебя, для нас. Понимаешь, Виктор, я не все могу объяснить.