Закон совести. Повесть о Николае Шелгунове

Когда книга Благосветлова вышла в свет, о ней отозвались, в печати Гайдебуров и Михайловский. Гайдебуров на страницах своей «Недели» заявил, что «лучшее в этой книге - предисловие Н. В. Шелгунова, хотя и слишком лестное для Благосветлова, но тем не менее заключающее очень много любопытных черт как для характеристики самого Благосветлова, так и для характеристики литературных и цензурных условий...». Михайловский - в «Отечественных записках» - отметил, что не в писательских заслугах право Благосветлова на общественное внимание, а в его организаторской деятельности как издателя журналов. На примере многолетних издательских мытарств Благосветлова становится таким наглядным бесправие печати. «Нельзя изменить погоду, но разбить термометр и барометр очень легко, - хмуро замечал Михайловский. - Ничего не поделаешь с идеями которые бродят в обществе, но с этой газетой, этим журналом, этим журналистом, осмеливающимся формулировать общие желания и тенденции, распорядиться еще очень нетрудно». Тут словом «распорядиться» пришлось заменить гораздо более подходящее слово «расправиться». И, конечно, Михайловский имел в виду не только то, что пережил покойный Благосветлов,- расправа постоянно грозила журналам «Отечественные записки» и «Дело».

В феврале 1882 года состоялся в Петербурге закрытый судебный процесс двадцати народовольцев, среди них был Мартын Ланганс, его осудили на вечную каторгу и заточили в крепость...

Однажды в редакции «Дела» на Надеждинской появился высокий, широкоплечий, несколько грузный молодой человек. Он представился: Василий Караулов, бывший студент, а ныне слесарь, работающий в гильзовом отделе Старого Арсенала на Литейном проспекте. От имени «Общества помощи политическим ссыльным и заключенным» он обратился к Станюковичу. Передал ему список ссыльных, которым просил высылать журнал бесплатно. Просьба эта стала выполняться неукоснительно.

Теперь Станюкович и Шелгунов передавали деньги в фонд «Общества помощи» либо через Усову и Кривенко, либо через Караулова. Хотя журнал «Дело» переживал все более трудные дни. Его касса оскудевала, и круг авторов суживался.

Надумал уехать за границу Русанов. Шелгунов считал такое решение неоправданным. Зачем литератору, публицисту - уезжать? «Русская жизнь такой неисчерпаемый колодец, что хоть тысячу человек поставь к нему - для всех найдется дело»,- это свое убеждение он высказал Станюковичу.

Русанов еще месяц назад подал необходимое прошение, а ответа все нет. Жена его пошла в полицию выяснить - почему. Принял ее начальник петербургского Охранного отделения майор Судейкин.

Выслушав Русанову, он задал неожиданный вопрос:

- А почему у вас первого марта пекли блины? - И прищурился.

- Без всякого злого умысла... - Она растерянно пожала плечами.

Первого марта - значит, в годовщину убийства царя. Ну и что из того? Неужели столь ничтожному обстоятельству, как блины на первое марта, придается какое-то значение? Нет, вероятнее всего, ретивый полицейский начальник просто захотел показать жене Русанова свою осведомленность. Отъезд за границу он Русановым разрешил.

Дома они задумались: как в полиции могли узнать про блины? Догадались: доносила кухарка. Перед отъездом ей дали расчет. Сказали, что знают о ее доносе, она устыдилась и с плачем просила прощения:

- Все они, проклятые, полиция да дворники, меня в это дело втянули! Говорили, что как, мол, служишь у важных государственных преступников, то должна царя-батюшку спасти и большое награждение за то можешь получить...

Майор Судейкин знал, что для борьбы с революционерами придворные круги тайно создали так называемую «Священную дружину». Таинственности в этой дружине было хоть отбавляй. Денег на все расходы, кажется, тоже хватало. Но в способность «дружины» реально противодействовать революционерам Судейкин не верил нисколько. Не верил и в ее способность что-то существенное выведать, разузнать.

В мае 1882 года «Священная дружина» поделилась собранными ею сведениями с департаментом полиции. Судейкии в своем кабинете читал пространный, четким писарским почерком переписанный документ и пытался разобраться, где тут подлинные факты, а где лишь домыслы агента, желающего преувеличить свою осведомленность.