— По той же причине, друг мой. Ты не выставляешь проект закона на обсуждение в думе, боясь потерять место в парламенте. А я молчу, потому что боюсь лишиться должности у себя на предприятии. Только тебе гораздо легче. Твоя должность в руках избирателей. А моя — в руках Егеря. За твои прошлые заслуги тебя могут снова избрать и депутатом, и спикером. А меня просто снимут и выкинут за ворота. Каким бы хорошим директором я не был. Вот так.
— Но руку-то ты мне мог подать в раздевалке на прощание? — уже садясь в машину, спросил спикер.
Директор, как провинившийся школьник, опустил голову и ничего не ответил.
3
В кабинет тихо вошел Евнух и поставил на стол перед Пантовым чашечку кофе.
— Коньяк будешь? — спросила Петяева своего гостя.
Пантов расплылся в улыбке:
— На халяву и уксус сладкий…
— Евнух, — обратилась директриса к ожидающему дальнейших приказаний телохранителю, — спустись в буфет, возьми для меня бутылку коньяка и лимончик. Ну и еще что-нибудь…
Белокурый парень молча кивнул и вышел из кабинета.
— А он не обижается на прозвище Евнух? — спросил Пантов, когда за телохранителем закрылась дверь.
Виолетта сухо ответила:
— Что естественно, то не безобразно.
— В каком смысле? — не понял Пантов.
— В прямом. Парень без мошонки и детородного органа. Полный импотент.
Пантов, потянувшийся было к чашке кофе, на мгновение замер.
— И он согласился у тебя работать? В этом бабьем царстве и без мужских причиндалов? Повеситься можно…
Виолетта устало смерила Пантова взглядом, на лице появилась ироничная усмешка.
— Не равняй всех с собой, Михаил Петрович. Ты бы — это уж точно! — ни одной юбки не пропустил. А таких работников, как Евнух, надо еще поискать. Я ведь за последние три года, пока он не появился, дюжину охранников сменила. Кобели! Они думали, что здесь царят законы мясокомбината. Если уж попал на территорию, то все твое и все бесплатно. Девушкам покоя не давали…
Евнух, словно волшебник, снова появился в кабинете, поставил на стол поднос с бутылкой коньяка, лимоном, солеными фисташками и большой плиткой шоколада. Без лишних слов посмотрел на начальницу: мол, какие еще будут приказания? Та лишь махнула в сторону выхода — свободен.
Пантов разлил по рюмкам коньяк. Поднял свою, приглашая присоединиться Виолетту.
— Ну, за то, чтобы никогда не оказаться на месте Евнуха, и за то, чтобы всегда были деньги! — он опрокинул в рот напиток и потянулся к лимону. — А ты чего не закусываешь?
— Терпеть не могу лимоны, — Виолетта сделала маленький глоток и поставила рюмку на стол.
— А шоколад?
— От фольги изжога, — улыбнулась хозяйка.
— У тебя есть чувство юмора, — сделал комплимент Пантов.
— Я его никогда не теряла. Ты, наверное, забыл, как тебе спьяну ногу загипсовали, а утром я убедила тебя, что ты ее сломал. И ты три дня ходил на работу на костылях.
Пантов не поддержал задорный смех Виолетты. Он взял бутылку с коньяком, сделав вид, что поглощен изучением золотистой этикетки. Но Виолетте, видимо, очень хотелось вывести его из себя, и она продолжала подтрунивать.
— А как спал на потолке, тоже не помнишь? Как мы все тогда хохотали! Я, наверное, никогда в жизни больше так не смеялась…
Он помнил. Они отмечали какой-то праздник на даче у Виолетты. И он, Пантов, как обычно, не рассчитал свои возможности. Проснулся — на потолке. Он испугался, но ничего не мог понять. Внизу — диван, кресла, журнальный столик, в углу комнаты — огромная ваза с цветами. Чтобы не упасть, он постарался плотнее прижаться брюхом к потолку и пополз к люстре, которая держалась на металлическом стержне. Вцепившись в стержень руками, он с ужасом смотрел вниз. Для страховки, чтобы не сорваться, обхватил люстру ногами и только потом принялся звать на помощь. Сначала вполголоса, потом громче, затем вовсе перешел на крик.
Наконец «на потолок» ввалилась веселая компания, и через несколько минут ему открыли секрет фокуса. Кровать, стол, стулья были прикручены к настоящему потолку. Полы же выбелили известкой, а в центре установили обыкновенную люстру. Когда строилась дача, отец Виолетты специально заказал плотникам такую «комнату смеха». Подшучивали, как правило, над изрядно перебравшими.
— Хохотала ты и твои любовники, — зло процедил он.
Она перестала улыбаться и брезгливо посмотрела на него.
— Ты прекрасно знаешь, что никаких любовников у меня не было. Я любила только тебя. А вот ты отметился у каждой моей подруги. Из-за чего у меня их и не стало.
Он поморщился:
— Ладно, давай-ка оставим мораль в стороне и займемся вопросами материальными. Что там мне причитается?
Она повернулась к сейфу, открыла дверцу и, вынув пачку долларов, кинула деньги на журнальный столик.
— Четыре с половиной.
Пантов взял деньги со столика.
— А что у нас с набором?
— Группа готова к отправке. Вторую неделю жду звонка из Гамбурга. Только твой товарищ что-то не шевелится.