Закон стаи

— Через час совсем прохладно станет, так накинешь на барышню. А я пошел. Мне, старику, перед работой немного вздремнуть требуется. Дверь летней кухоньки не заперта, так что не стучите.

Они смотрели ему вслед. Старый водник, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно исчезал в ночных сумерках. Когда фигура Теляшина совсем растворилась в темноте, Сердюков виновато произнес:

— Прости меня, Лена, за слабость. Нервы совсем расшатались.

Она одарила его нежной улыбкой:

— Мы же не роботы, а люди. А человек без слабостей — не человек. Ничего страшного не произошло, и ты сам во всем разобрался.

— Разве во всем?

— Мне кажется — да. Иначе бы я тебя не любила.

— Тогда давай выпьем за нас. Вернемся из командировки, и я подам на развод. — Он подкинул в руке спелый помидор, который намеревался порезать на кусочки, но, поймав, на мгновение задумался.

…Когда с рассветом они вернулись в летнюю кухню, которую Теляшин каждый раз любезно предоставлял в их распоряжение, рядом с банкой молока лежала записка: «Виктор Пантелеевич, хочу попросить, чтобы сегодня к концу смены вы пришли на встречу с рабочими нашей насосной станции и рассказали то, о чем мы с вами говорили ночью у костра “по пьяной лавочке”».

— А наш Теляшин — старик не без юмора, — сказал Сердюков и протянул записку Лене, которая в это время разливала молоко по кружкам.

5

То, что элита криминального мира разделилась на две большие группы, сейчас для Агейко уже не было секретом. К первым он по-прежнему относил бандюг и грабителей, воров и жуликов всех мастей, словом, сторонников традиционных «гангстерских» методов добывания денег. Ко вторым, теперь уже соблюдавшим букву закона, причислял всех, кому надоели игры в «казаков-разбойников» и кто, как Бурмистров и Пантов, легализовали свои деньги и теперь наживали капиталы официальным путем. Агейко понимал, что старые как мир криминальные промыслы, которыми в свое время увлекались банкир и депутат, не только не приносили былых доходов, но и стали, как говорится, источником непрекращающегося «геморроя» со стороны властей. Но в то, что Бурмистров и Пантов совсем перестали нарушать закон, журналисту верилось с трудом. Это подтверждали и документы, попавшие к нему из неофициальных источников.

Впрочем, с теневой деятельностью бывшего сводника и сутенера было все ясно. По имеющейся у Агейко информации, Пантов, выбившись в депутаты, не отошел от любимого и доходного дела. И если сам лично не принимал участия в торговле «наташками» за границу, то уж непременно нашел себе достойного заместителя, который, судя по всему, и продолжал развивать теневой бизнес под негласным контролем депутата.

На прошлой неделе Агейко познакомился с молодой женщиной, совсем недавно вернувшейся в город из Турции. Она сама пришла к нему в редакцию и рассказала о том, как «купилась» на рекламное объявление, опубликованное на страницах их газеты.

Агейко нашел старую газету с телефоном агентства, в которое обратилась девушка, набрал номер. Трубку поднял мужчина и, не скрывая удивления, ответил, что никакой фирмы по трудоустройству здесь никогда не было, а попали они в частную квартиру. Все, что могла вспомнить обманутая и пострадавшая, так это молодого парня, который готовил ей документы для отправки за границу: «Спокойный такой, молчаливый. Со шрамом на правой мочке уха и с наколкой “ВДВ” на левой руке».

Агейко записал рассказ женщины на диктофон и спрятал кассету в сейф, надеясь в скором времени всерьез заняться этой темой и разыскать криминальную фирму. Кое-какие наметки по этой проблеме у него уже были, и рано или поздно, но ниточка непременно приведет его к порогу фирмы-призрака.

К тому же Агейко давно присматривался к центру знакомств, которым командовала эффектная и не потерявшая былой привлекательности дама — Виолетта Павловна Петяева, когда-то занимавшая должность старшего преподавателя психологии в педагогическом институте. Его коллеги-журналисты бывали в центре знакомств, в газете регулярно выходили заметки о проблемах семьи и брака, решение которых взяла на свою ответственность фирма Петяевой. Но даже неопытные корреспонденты удивлялись, как может процветать этот центр, если в его списках одни женщины и полное отсутствие мужчин? Уж не созданием ли лесбиянских семей занимались там?