Впрочем, из-за шума двигателя и свиста лопастей москвич или не услышал, или не понял прогноза подельника, а пойми — все равно бы не обиделся.
— За наш план! — Малина, скусив с «Пшеничной» пробку, с бутылкой в одной руке и с забитым анашой косяком, пробирался к креслу, в котором сидел Чалый. — Кеша, дорогой, ты ведь «плана» хотел? Вот я и нашел тебе плана, дорогой Чалый, как ты и желал…
Подкурив косяк, шестерка подобострастно сунул его в рот подельника, а другой рукой, стараясь не расплескать, предложил бутылку.
— Ну ты, бля, ниче, — похвалил Чалый, — давно я хорошей «шмали» не курил. Нормалек, цепляет, бля… Исправляешься потиху, чертила. Но, Малина, я тебя все равно трахну!.. — пообещал он. — Не сегодня, так завтра.
Видимо, это была шутка.
Вертолет висел совсем низко над казармами, страшно вибрируя всем корпусом. Затем, немного наклонив острый нос, снизился над караулкой…
Ефрейтор Зубилин, выйдя из дощатого сортира, долго застегивал ремень, а когда застегнул — содрогнулся от непривычного звука: треск, грохот, надрывный форсаж заставили его на какое-то время оглохнуть.
"Заслуженный дедушка" российской армии вообще и Краснознаменного Дальневосточного военного округа в частности поднял голову и охренел: прямо на него летел тот самый совсекретный вертолет КА-0012-"Б", который должен был охраняться рядовым Кишкиным.
— Во, бля, «гусяра» дает… — прошептал пораженный ефрейтор; ему почему-то показалось, что наглый тамбовский «гусь» решил на вертолете смотаться в самоволку — за девками и спиртом.
КА-0012-"Б" немного снизился, и Зубилин, придерживая от поднимаемого лопастями ветра шапку, призывно замахал руками:
— Эй, «гусяра», что — совсем борзый стал, да? Ты куда — в Февральск, за водкой? Возьми меня с собой! Ты че, не понял, козлина? А ну спускайся!
Вертолет продолжал висеть над караулкой — совсем низко над землей, метрах в двадцати. Неожиданно под самым брюхом зажегся мощный прожектор, и белый галогеновый луч совершенно ослепил ефрейтора.
— Ты че, совсем борзый, да? — Зубилин, прикрывая одной рукой глаза, другой принялся грозить совсекретному вертолету кулаком. — Ты че, совсем охренел? Службы не знаешь? Я тебе, бля, такой "дембельский поезд" устрою, «гусеныш», что…
Он не успел договорить обещания: пулеметы под подкрылками мягко и плавно повернулись и выплюнули сноп огня — вокруг старослужащего заплясали фонтанчики вздымаемого пулями снега, и спустя несколько секунд Зубилин, изрешеченный насквозь, как крупное решето, валялся на вспаханном, окровавленном снегу…
Чалый, жуя темными щербатыми зубами давно погасший папиросный мундштук, в котором уже не оставалось ни анаши, ни табака, дико хохотал и жал, жал на пулеметную гашетку — пулеметные очереди полосовали вертолеты «Ми-8», стоявшие рядом с казармой, — вскоре над одним из них всполыхнул сноп огня.
То ли неожиданно удачное осуществление плана по захвату вертолета, то ли сам план, грамотно набитый Малиной в толстый-толстый косяк, а скорей и то и другое вместе! — но Иннокентий находился в самой настоящей эйфории: дико хохоча, он остервенело жал на пулеметную гашетку, маневрировал горизонтальными рулями (откуда только умение взялось!), и безжалостные пулеметные очереди дырявили все, что попадалось у них на пути, — казармы, караулку, даже дощатый сортир, склады…
Вскоре внизу показались какие-то длинные тени в шинелях, они суетливо бегали по площадке, нелепо размахивая руками.
Откуда-то снизу показалась вспышка пламени, а затем спустя какую-то долю секунды рванул взрыв — над складами вздыбился густой черный дым; тщедушные фигурки скрылись в этом дыму сразу же. Затем рвануло еще раз, еще и еще…
Видимо, пули попали в цистерны с авиационным керосином. Теперь можно было с уверенностью сказать, что ни один из оставшихся Ми-8" не станет преследовать угнанную "вертушку".
А КА-0012-"Б", медленно развернувшись, поплыл над темной тайгой…
Каратаев, пройдя еще шагов двести, наконец-то добрался до старой лиственницы и устало прислонился к замшелому стволу.
Сердце гулко билось, кровь пульсировала, тяжело отдавая в висках, болели исцарапанные руки, ныли уставшие мышцы. Передвигаться по заснеженной приамурской тайге без лыж, по колено, а то и по пояс в снегу, — дело непростое, требующее огромных физических усилий, даже для бывшего спецназовца.
Амур, с огромным трудом догнав хозяина по оставленной в снегу глубокой колее, обессиленно присел на задние лапы, и отощавшие бока его устало раздувались в такт учащенному дыханию.
Немного передохнув, Михаил собрался продолжить нелегкий путь к своему зимовью, но внимание его привлекло несколько ворон, перелетавших с ветки на ветку метрах в пятидесяти от него; чернильно-черные птицы рельефно выделялись на заснеженных ветках.