Закон вселенской подлости

Регулярная еженедельная уборка квартиры – важное условие нашего соглашения с Гавросичем, как владельцем квартиры. Уборщицы мы с Юлей, прямо скажем, нерадивые, но Гавросич и сам не великий аккуратист, так что обеспыливать подоконники и полировать мебель от нас не требует. Фактически наша уборка сводится к еженедельному скоростному забегу со шваброй, и совершаем его мы с Юлей попеременно.

В воскресенье была моя очередь, но из-за истории с Чучундрой я о своей санитарной миссии напрочь забыла.

– Ой, я сейчас помою! – с энтузиазмом вскричала Юля в кухне.

Я чуть зубную щетку не проглотила.

Чтобы подружка по собственному почину взялась за уборку, да еще не в свой черед?!

Или это она продолжает изображать из себя хозяюшку, рисуясь перед Эдом?

– А вы пока завтрак приготовьте! – донеслось еще из кухни, и я успокоилась.

Ага, все в порядке, хитрюга Юля просто использовала экстренное мытье полов как предлог для отступления из кухни.

Хихикая, я привела себя в порядок – не спеша, чтобы Гавросич успел справиться с приготовлением завтрака сам, без ассистента-поваренка. Наконец открыла дверь, чтобы выйти, и толкнула Юлю, некстати оказавшуюся в коридоре.

– Ой, прости, не хотела тебя задеть, – я извинилась, но хмурое лицо подруги не просветлело. – Что? Больно ударила?

– Не больно, но страшно, – невпопад ответила Юля и схватила меня за руку.

В другой руке она держала швабру, и я приготовилась услышать что-нибудь вроде: «Вот тебе, Полька, инструмент, и пойди-ка попляши с ним!», но подружка сказала только:

– Живо иди сюда! – и потащила меня в дедову берлогу.

– Будем намывать полы в четыре руки? – уточнила я кротко, не оказывая сопротивления.

А попробуй, посопротивляйся! Юля весит вдвое больше, чем я.

– Забудь про полы!

– Охотно! – Я повеселела.

– И не радуйся раньше времени, сюда смотри! – Могучая подружка согнула меня пополам, как куклу, и едва ли не сунула под кровать. – Что ты видишь?

– Грязь! – вырываясь, сердито отрезала я.

Кровать у деда винтажная, на пружинной сетке, с металлическими спинками, похожими на ограду Летнего сада – из потемневшего металла с золочеными шишечками наверху. Матрас, перина и три пуховые подушки, образующие монументальную белую фигуру вроде обелиска Павшему Снеговику, пригибают сетку так близко к полу, что забраться под кровать человек нормальных габаритов (то есть моих) может только на пузе. Ра-зумеется, ни я сама, ни значительно более крупная Юля подкроватное ползание не практикуем, моем пол под ложем Гавросича вслепую. Подбираем свисающее до пола покрывало и шерудим, как получится, шваброй.

Понятно, что перфекционист Мистер Пропер из рекламы моющего средства этот способ не одобрил бы, но у нас с подружкой другого нет. Тем более что поломойному делу здорово мешает еще и крупногабаритный чемодан, загромождающий пространство под кроватью…

– Ой! А где чемодан?! – Я сообразила, что открывшаяся мне картина отличается от привычной.

– Вот и я о том же! – Юля пристукнула шваброй.

У меня мелькнула мысль, что слишком часто в последнее время я ее вижу с этим инструментом, и всякий раз в связи с пропажей чего-либо – то кактуса, то вот теперь чемодана…

– Где дедов чемодан? Его тоже украли? Как пончо и кактус? – Юля сыпала вопросами. – А как? И когда?

– Стой! – Я вскинула руку, устанавливая символическую плотину на пути словесного потока. – В прошлое воскресенье дежурной поломойкой была ты. Вспомни, тогда чемодан был на месте?

– Помню, был. Да сколько я себя тут помню, он всегда был! И зимой, и летом…

– Одним черным цветом, – на автомате договорила я.

И тут упоминание зимы проассоциировалось у меня со снегом, снег – с санями, а сани – со следами на лестнице.

– Мне все ясно! – охнув, заключила я. – Чемодан уперли в то воскресенье.

– Это как-то странно, ты не находишь? Я в растерянности, – призналась Юля. – Кактус и пончо сочетались логично, но при чем тут чемодан?!

– Может, в нем тоже хранилось что-нибудь латиноамериканское, – предположила я неуверенно. – Сомбреро, гитара, маримба… Надо Гавросича спросить… То-то он сейчас огорчится, бедняга…

Мы дружно вздохнули, понимая, что печальную новость о пропаже еще одной вещи утаить не удастся и поберечь старика, найдя другой такой же чемодан взамен пропавшего, увы, не получится. Раритетная вещь, артефакт!

– Ты скажешь Гавросичу, а я позвоню следователю, – ловко отвертелась от скорбной миссии хитроумная я.

Алекс не имел привычки отвечать прелестным девушкам отказом, а пришлось.

– Прямо сейчас я к вам приехать не могу, – огорчил он Полину Павловну, отвернувшись к стене прозекторской.

– Эй, я для кого тут стараюсь? – возмутился едва начавший вскрытие патологоанатом.

Алекс покивал ему и постарался свернуть неуместный разговор, скороговоркой пообещав Полине Павловне:

– Вечером заеду.

И голосок прелестной девушки тут же вымело из трубки протестующими воплями:

– Та ты шо, сынок, ажно ввечеру?!

– Леша, это поздно!

– Сказал – не могу, значит, не могу! – повысил голос следователь.

– Баба? – понятливо спросил патологоанатом.