Закон вселенской подлости

– И вообще, не дело это, что квартира, где живет предмет страсти маньяка, становится каким-то проходным двором! – горделиво припечатала Юлия Юрьевна.

– Кстати, если чемодан упер маньяк, то вам же лучше! – оживилась Полина Павловна.

– Мне?! – искренне удивился Алекс.

– Ну, вообще полиции! Знаете, с этим чемоданом преступник далеко не уйдет!

– Ладно, – Ромашкин сокрушенно вздохнул и сдался. – Опишите свой чемодан.

– Я даже могу нарисовать его! – вызвалась Юлия Юрьевна.

– Рисуйте! – разрешил Алекс. – Вот прямо сейчас идите отсюда и рисуйте!

И снова идти и рисовать захотели все сразу!

Вдохновленная Юля заторопилась домой, Эд не отставал от нее ни на шаг, и даже Гавросич, который отродясь не держал в руках никаких кистей, кроме разве что виноградных, увязался за ними.

«Смотри-ка, у нашей художницы будут сразу два мальчика, растирающих краски», – съязвил мой внутренний голос.

Подходящую роль для себя в этом сеансе группового творчества я придумать не успела: над ухом, напоминая о себе, кашлянул следователь Ромашкин.

– Удивительное дело, похоже, у меня появилось время пообедать, – сказал он. – Вы не составите мне компанию?

– Что? Я? Почему? – глупо заквохтала я.

«Потому что нельзя быть такой идиоткой! – мгновенно разъярился мой внутренний голос. – Соглашайся, балда! Можно подумать, тебя часто приглашают на обед интересные мужчины!»

Нечасто. В том-то и дело. Нет у меня навыка непринужденно принимать подобные приглашения.

– Заодно и поболтаем, – объяснил причину своего интереса к совместному приему пищи Алекс.

Я тут же приуныла, сообразив, что привлекаю интересного мужчину-следователя не как особа противоположного пола, а как источник информации. Это меня обидело, и я было подумала презрительно фыркнуть и, задрав повыше нос, гордо удалиться без всякого обеда. Но желудок, не получивший поутру привычно плотного завтрака из-за внезапного пополнения в ряду едоков (а Эдик ест как лошадь!), протестующе заурчал, и я вынужденно ответила Алексу:

– Ладно, я согласна!

Громко ответила и решительно, но исключительно для того, чтобы заглушить предательский голос желудка.

И мы пошли в кафе.

Поскольку я уже уяснила, что это не свидание, то ничего особенного от предстоящего обеда не ждала. Поем чего-нибудь вкусного – и то хорошо.

Ромашкин тоже вел себя не как влюбленный Ромео, а как голодный Гаргантюа. Он заказал такое количество еды, что я посочувствовала его будущей жене, ведь бедной женщине придется безвылазно жить на кухне, чтобы обеспечить бесперебойным питанием такого обжору. А ведь у них еще и дети, наверное, будут! Что, если аппетитом они все пойдут в отца?

Я представила себе измученную женщину в кухонном фартуке, усеянном пятнами от десяти блюд, входящих в стандартный обед семейства Ромашкиных. Прикованная цепью к трубе, она стояла у газовой плиты и из последних сил ворочала гигантским половником в ведерной кастрюле.

«Емкость ведра – десять литров, это примерно двадцать обычных столовских порций, – пустился в подсчеты мой внутренний голос. – Если все мужики Ромашкины будут жрать за троих, такой кастрюли им хватит на два-три обеда, не больше».

Я поморщилась: точность подсчетов меня не удовлетворила.

– Алекс, а сколько детей вы хотите? – спросила я только для того, чтобы внести поправки в расчеты.

А Алекс смутился, покраснел, как борщ в его тарелке, и ответил вопросом:

– А вы?

– А я-то тут при чем? – удивилась я, никак не видя себя в уравнении.

Я вообще первые блюда не ем – не люблю.

Тут обжора Ромашкин поперхнулся своим борщом, и разговор пресекся.

Алекс кашлял, я тупила…

И вдруг до меня дошло: он подумал, что речь идет о наших общих детях!

Эти гипотетические дети моментально выстроились перед моим взором в длинную шеренгу по одному. Шеренга извивалась змейкой и уходила за горизонт.

«Ого, у тебя гипертрофированный материнский инстинкт!» – фыркнул мой внутренний голос, оценив впечатляющую длину шеренги.

Я порозовела в тон Алексу, который приобрел аналогичный колер чуть раньше и еще добавил цвету интенсивности, натужно кашляя.

«Да вы гармоничная пара!» – продолжал издеваться мой внутренний голос.

Я почувствовала, что щеки мои раскалились докрасна, и сейчас с треском лопну, как перезревший помидор. Как на грех, ничего прохладительного на столе не имелось.

Судорожно оглядевшись, я увидела в простенке между столиками стойку с печатной продукцией. Из проволочных кармашков торчали рекламные листовки, буклеты и газеты. Я предпочла наибольший формат, схватила сложенную вдвое газету и использовала ее как опахало.

Стало прохладнее.

«Вот, а ты клеймила позором «желтую» прессу! – не угомонился внутренний голос. – Видишь, и она бывает полезна!»

– Что пишут? – откашлявшись, светски поинтересовался Алекс.

Я была ему признательна за то, что он не стал развивать тему материнства и детства, и с готовностью развернула газету. Пробежала полосу глазами по диагонали, озвучила заголовки:

– «Открыта стоматологическая клиника для домашних животных», «Пенсионер выращивал галлюциногенные грибы в ванной», «Чернильная ручка спасла учительницу от хулиганов», «Маньяк перешел на старушек»… Что?!