Закон забвения

Он кропотливо писал в течение всего того года, 1663-го, и продолжил работу в следующем, истощив весь запас бумаги у Томкинса, которому пришлось посылать в Нью-Хейвен за новой партией. А меж тем за стенами погреба менялись времена года. За все это время Девенпорт получил от преподобного Хука только одно письмо, очень осторожное в выражениях, описывающее происшествие с одним из его «осведомителей» так, словно оно случилось с кем-то другим. «Вы наверняка догадываетесь, что письма его пришли не по адресу и в чьи руки они попали, и по сей причине он затаился и не может писать вам, как прежде… Я прознал также, что неподалеку от вас находятся некие родственники вашего друга, которые рады будут услышать, что он здоров и им того же желает». От Фрэнсис писем больше не было, хотя Уилл каждый день молился об их приходе. Было очевидно, что в Лондоне опасно. «Народ Божий в большой печали, не зная, что делать или куда идти…»

Нед переносил изоляцию легче, чем зять. Пусть тело его было заключено в стенах подвала, зато ум парил на просторах Англии двадцатилетней давности, оживляя в памяти славные дни войны, когда железнобокие Кромвеля сметали все перед собой, и, по мере того как победа сменяла победу, обретавшие уверенность в том, что исполняют Божью работу.

Спустя два месяца после Грантема было Гейнсборо в Линкольншире, где сражаться приходилось на песчаных холмах, изрытых кроличьими норами, – настоящий кошмар для конницы, однако с Божьей помощью им удалось сохранить строй. И когда юный Кэвендиш, генерал роялистов, спустился с возвышенного плато со своим полком и ударил вслед отступающим парламентским войскам, Кромвель отдал приказ и бросил железнобоких в контратаку, оттеснившую роялистов в трясину. Кэвендиш, юнец двадцати трех лет, сын графа Девонширского, оказался в ловушке. Уолли и майор Берри загнали его в угол. Берри, бывший клерк железоделательного завода в Шропшире, спешился, пробрался через болото и нанес юнцу смертельный укол под ребра, отчего тот завизжал, как свинья.

Потом, еще два месяца спустя, был Бостон, где под Кромвелем убили лошадь и он сам едва не погиб, но милостью Божьей спасся. Сотня вражеских солдат утонула в канавах, отводящих воду из линкольнширских болот. А на следующий год был Марстон-Мур в Йоркшире – величайшая из битв, разыгравшихся на английской земле. В ней участвовали сорок две тысячи человек. Там Уолли, уже полковник, командовал кавалерией, опрокинувшей строй принца Руперта. Грохот и вонь трех с половиной тысяч коней, несущихся по густой траве пустоши. Отточенность, с которой кавалеристы Кромвеля остановились после первой атаки, развернулись и ударили снова. Цвет королевской армии был порублен тогда – четыре тысячи врагов полегло, а со стороны Парламента погибло всего триста человек.

И наконец, на следующее лето грянула битва при Нейзби. Она разыгралась на равнинах Нортгемптоншира. Ранним июньским утром, под тревожные трели жаворонков в небе, Оливер подъехал к Неду с широкой ухмылкой на лице – он часто смеялся и улыбался перед боем, такова была его уверенность в победе – и оказал почет, поручив возглавить первую атаку против сэра Мармадьюка Лэнгдейла и его пятнадцати сотен конников-северян, уже начавших подниматься по склону к ним. «Господь явит чудо, Нед, для чад человеческих». То была жестокая рубка лицом к лицу, среди зарослей дрока и кроличьих нор, после того как они разрядили пистолеты и сошлись врукопашную на клинках. Он убил тогда столько врагов, что они слились воедино, и припоминал, что прикончил за день еще троих или четверых. К исходу сражения, изможденный и окровавленный, он впервые не ощутил радостного возбуждения, а только усталость от всего этого воинского ремесла.

Отвращение вызвала в нем не столько сама битва, сколько последовавшая за ней бойня, жертвами которой стали не только бегущие солдаты, но и сотни женщин, укрывавшиеся в лагере роялистов. Нед видел это. Изнасилований, слава Богу, не было – за всю войну не было известий, сообщающих о насилиях, совершенных Армией нового образца. Зато зверств хватало, как и убийств. Солдаты утверждали, что эти женщины – ирландские папистки, шлюхи, ведьмы или все трое разом, но Нед подозревал, что это были всего лишь жены роялистов, увязавшиеся за своими мужьями. Они были такими же, как Джудит или Кэтрин.

Нед поднял эту тему в разговоре с Оливером, но генерал Кромвель, как он теперь назывался, холодно заявил, что подобные вещи случаются на войне, что бабам не место на поле боя и что он больше не желает про это слышать. Армия короля разбита наголову, вот что важно, и есть веские основания верить, что войне конец. «Нейзби – это не что иное, как длань Господня, – сказал Кромвель. – И Ему одному принадлежит эта победа». Нед устроил так, чтобы женщин похоронили в братской могиле. Не в силах найти слов, чтобы описать свои чувства, он не включил этот эпизод в мемуары.