— Не совсем, — девушка не могла сдержать своих эмоций, ей непременно хотелось поделиться с кем-нибудь своим счастьем. — В общем-то, мы уже встречались, но специально никогда не договаривались. Так получалось. Наверное, это не случайно, правда?
— Наверное.
— Если бы ты знала, какой он, ты бы, возможно, меня поняла и не думала бы обо мне, как о восторженной влюбленной дурочке, — девушка улыбалась ласково и весело, — которая не может сдерживать собственных чувств и рассказывает о них каждому встречному.
Ах, до чего ж она мила!
— Кажется, мне тоже знакомо такое состояние, — старая, мудрая тетушка Ника немного помолодела и повеселела, и они, уже вдвоем, беззаботно похихикали.
Внезапно девушка замерла на мгновение и, становясь еще милее, если такое только было возможно, от искренней радости и счастливого ожидания, кивнула в сторону трамвайной остановки.
— А вот и он!
Ника проследила за ее взглядом.
Господи!
— Ну, я побегу. Не буду вам мешать, — и, не слыша ни единого обращенного к ней слова, Ника торопливо бросилась за угол кафе.
Только бы он не заметил!
Да он, конечно, и не заметил. Он шел и высматривал среди пестрой публики за цветными столиками совсем другую.
Вот и все! До боли знакомый печальный конец еще одной Никиной любви. И никто не виноват, кроме ее самой. Потому, что не надо, ни за что на свете не надо выяснять кто из двоих сильнее, а кто более зависим и податлив.
Никому не хочется обнаружить свою слабость, свою покорность. И особенно сильному, самоуверенному парню. Лучше оставаться доверчивой, послушной дурочкой, какой была с Денисом. Только тогда удается выйти в победители, невинно хлопая наивными глазками, бросить первой без особых потерь и страданий для себя. Любое другое поведение приводит к плачевной развязке.
Эх ты, Филька, Филька! Что, доказал сам себе, какой ты волевой и стойкий? Справился? С собой, со своим чувствами и с ней, с Никой. И она не ошибалась, уверяя себя, что ему тяжело с ней. Его угнетали не ссоры, не сомнения в ее верности и не какие-либо другие обычные причины.
Он не выносил зависимости. Он слишком любил. Слишком! Как можно быть слишком раздражительным, слишком ворчливым, слишком грубым, так можно быть и слишком влюбленным. А любые крайности опасны, и от них спешат избавиться. Во всем нужна мера! И он испугался, однажды перестав осознавать себя, как нечто отдельное, перепутав собственное «я» с чьим-то другим, таким любимым и желанным, но чужим, имя которому «Ника». И кому, как ни ей, знать, насколько это тяжело.
Когда-то она легкомысленно позволила себе стать слишком зависимой от странного мальчика Степы. Она почему-то вбила себе в голову, что в жизни теперь всегда будет любимой и надежно защищенной рядом с ним, только рядом с ним. Она перестала осознавать себя без него и…
Ты прав, Филипп, прав, что нашел в себе силы противостоять. И девушка, милая, хорошенькая, улыбчивая девушка, восхищенно влюбленная в тебя, поистине, настоящее сокровище.
Господи! Она же совсем забыла! А если она все-таки беременна, что тогда?
На репетиции случилось невероятное. Появился — кто бы вы думали? — Стас. Все такой же обворожительный и цветущий. Девчонки накинулись на него с объятьями и расспросами, и он благосклонно принимал обрушившиеся на него знаки внимания и даже не смотрел в сторону Ники.
— Пойдем! — предложила Маша. — Это быстро не закончится.
Они ушли в раздевалку и больше не вспоминали про Стаса, хотя Маше, кажется, не терпелось о чем-то поговорить. Нет, ее не очень уж заботило душевное состояние Ники. У нее же есть отличный парень Филипп, она не будет переживать из-за потерянного когда-то красавчика-друга. Маша волновалась за себя.
— Ника! — вдруг решилась она. — Ты хоть раз пробовала «Тест на беременность».
Ника побледнела, нервно вцепилась пальцами в юбку. Хорошо еще, что стояла к подруге спиной, и та ничего не заметила.
— Не знаешь, они насколько точные? На вид они мне доверия не внушают.
— Зачем тебе? — буркнула Ника.
Машка смущенно потупилась и, тяжко вздохнув, объяснила:
— Хочу попробовать. Что-то у меня «месячные» долго не начинаются.
Ника развернулась, пораженно уставилась на нее и, немного помедлив, спросила:
— А если?
Маша опять тяжко вздохнула.
— Только бы не «если»! Я тогда с ума сойду. Лучше и не спрашивай.
Но Ника не пожалела ее, упрямо потребовав:
— И все-таки?
Подружка удрученно опустилась на лавочку.
— И говорить не хочу. Мне даже страшно думать про аборт. Но и ребенка рожать… — и тут же взмолилась: — Ника! Ну, не мучай ты меня раньше времени.
Ника отступилась. Они обе замолчали, думая, скорее всего, об одном и том же. Наконец Маша подняла глаза.
— Сходишь со мной в аптеку? Я одна боюсь. Когда я прошлый раз противозачаточные покупала, на меня аптекарша так посмотрела, будто я у нее наркотики требую.
Ника улыбнулась.
— И тебе что, стыдно стало?
— Нет, конечно. Но не люблю я, когда на меня так смотрят, — Маша умоляюще глянула. — Сходишь со мной?
— Ладно.
Они расстались на остановке, и тут Нику окликнул (ну да, явился — не запылился!) Стас.
— Ты куда пропала? Пока отбивался от девчонок, гляжу, тебя уже нет.