Мама опешила, растерялась, смутилась, но все-таки ответила, и не просто «да», а перечислив множество причин, будто оправдываясь.
— Но я была в несколько другом положении: Ладе исполнилось чуть больше года, у нас не хватало денег, жили в комнате в общежитии. Ой, Ника, тогда делали без наркоза, и вспоминать мне совершенно не хочется.
Ника сидела, съежившись, о чем-то думала, прятала глаза.
— Если бы Филька не бросил меня, — вдруг заговорила она, и губа ее опять задрожала, — я бы… я бы тогда… А если так, то зачем?
— Может, он больше и не встречается с той девочкой? Мало ли. Легкое увлечение. Голова закружилась. Может, сейчас он и не вспоминает о ней?
— Зато я вспоминаю, — рассердилась Ника. — А вдруг у него эти увлечения повторяются через каждые полгода? Сначала он мной увлекся, теперь — другой, позже — третьей.
Она ударила кулаком по собственным коленям.
— Ну почему, почему меня все время бросают? Я что, дура или стерва? Они же сами говорят, какая я замечательная, как они меня любят. А потом уходят!
Мама пробовала перебить, возразить, вставить хоть слово о чем-нибудь хорошем, но дочь не слушала ее, говорила и говорила, словно сама с собой, сетуя на судьбу. Уж лучше бы она заплакала, выплеснула напряжение сразу целиком, а слова можно перебирать бесконечно, и польза в этом занятии небольшая — у слов слишком много смыслов.
Вдруг Ника вскочила.
— Пойду, пройдусь.
Мама бросилась за ней.
— Куда ты?
Она обернулась, продолжая продвигаться к двери вперед спиной.
— Мам, ты не волнуйся. Мне нужно всего лишь выйти на улицу. Если хочешь, я посижу у подъезда. Ты в любую минуту сможешь выглянуть и убедиться, что я на месте.
— Ну почему, как что случается, тебе обязательно надо выйти? Почему нельзя посидеть дома?
— Я… я не могу… дома, — виновато, но упрямо пробормотала Ника. — Мам, ну, не волнуйся.
Она нетерпеливо договаривала последние слова, и со стороны было прекрасно заметно, как рвется все ее существо из замкнутого пространства, ограниченного стенами квартиры.
Нике не удавалось унять свои эмоции, они требовали выхода, требовали свободы и простора, им было тесно в квартире. Ника не могла выдержать такой их насыщенности, словно отзвуки ее чувств отражались от окружающих ее стен и эхом возвращались назад. А Нике хотелось, чтобы они растворились в пространстве, развеялись с ветром, разлетелись в разные стороны, избавили ее от переживаний и мучений.
Она никогда не оставалась дома, и как бы тяжело не становилось ей одной, она мчалась в широкий мир, в необъятную даль, хотя бы на лавочку недалеко от дома, с которой можно увидеть верхушки тополей над крышами, летящие по дороге машины и бескрайнюю высь над головой.
Ника распахнула дверь, шагнула из подъезда и тут увидела идущего ей навстречу человека.
Она стиснула дверную ручку, потому что в глазах потемнело, и она потеряла ориентацию в пространстве. Ее пальцы беспомощно искали стену, надежную опору, способную помешать ее падению в ничто.
— Ника! Что с тобой?
Нет! Это бред, это сон, это галлюцинация. Такое случается с женщинами в первые недели беременности.
— Не бойся, я тебя держу. Садись.
Она послушно опустилась на лавочку, у нее не было выбора, ноги бессильно дрожали и не могли ее удержать.
Когда дрожь утихла, а ощущение реальности частично вернулось, она решилась поднять глаза и еще раз внимательно посмотреть.
— Ты? Я не сплю? Я в своем уме? Ответь мне, чтобы я не считала себя сумасшедшей!
— Не думал, что мое появление произведет на тебя такое впечатление.
Голос — живой и знакомый. Она уже верила своим глазам, но прошедшие годы не могли ни оставить свой след, и потому она насторожилась и заранее настроилась враждебно, приготовившись к отпору.
— А ты здесь, в общем-то, ни причем. Подобное бывает в моем положении.
— Каком положении? — он неожиданно задал так несвойственный ему идиотский вопрос, и Ника усмехнулась.
— Внезапные обмороки случаются с беременными женщинами.
Теперь твоя очередь поражаться, Степа. Но, кажется, новость не произвела на него того впечатления, на которое рассчитывала Ника.
— Ты беременна? — немного растерянно уточнил он. — Значит, я опоздал.
— Да уж! — кивнула Ника. — Опоздал.
Глупый получался разговор, пустые, непривычные для них слова. Это раньше Ника множество раз представляла, о чем они будут говорить при встрече, точнее, о чем она скажет и как скажет. Только те времена давно ушли, и ею придуманным когда-то словам уже не суждено прозвучать. Но, похоже, она рано отчаялась — не все еще сюрпризы окончились на сегодня.
Степа, чуть помолчав, глянул своими чистыми глазами и…
— Выходи за меня замуж.
Ника, прекрасно поняв, но до конца еще не осознав и не прочувствовав услышанную ею фразу, поторопилась заявить:
— А ты не подумал, что я уже замужем? Или, в крайнем случае, собираюсь замуж за отца моего ребенка.
— Нет, — самоуверенно возразил Степа. — Я же говорил: ты только моя! Неужели ты забыла?
Ника вздохнула.
— Я не забыла. Я просто перестала этому верить.
И тут сдерживаемые несколько лет чувства вырвались наружу, и когда-то приготовленные слова все-таки дождались своего момента и воплотились в звуки.