Законы амазонок. Часть 2

Черствое сердце я всегда списывала на строгое воспитание амазонок, а иногда на ворох комплексов из-за своей непринадлежности к народу. Сейчас я вижу, что работать над добротой бессмысленно, другой я никогда не буду, ибо такой я родилась. Безжалостность и эгоизм бежит по жилам вместо крови, как неотъемлемая часть моего ДНК.

– Ну здравствуй, дочка.

На его лице бегущей строкой прописано, что он пробует слово «дочь» на вкус впервые, и оно явно слишком терпкое для него. Скривившись, словно от судороги, Ксалиос набирает полную грудь воздуха и на выдохе переходит на официальный тон.

– Наверное мне следовало бы сказать, как я рад тебя видеть, и как я долго искал тебя, но это было бы нечестно с моей стороны. Это откровенная ложь.

– Да уж избавь… В моей жизни и так лжи было сполна.

Он с облегчением выдыхает, лицо на мгновение просияло. Неужели он и вправду ждал, что я брошусь ему на шею с криками «папочка!»?

– Найти с тобой общий язык оказалось легче чем я думал, а это уже весомый сдвиг в наших взаимоотношениях, ― умащиваясь на стуле поудобнее, острит Ксалиос. ― Значит перейдем сразу к делу. Как ты уже наверняка поняла, мы союзники, и у нас возникли некие трудности, ― кивает в сторону экранов.

Я поворачиваю голову реагируя на яркие блики. Среди мозаики камер можно распознать только одно – хаос. Под стенами «Фемины» яркая толпа расхаживает с транспарантами и плакатами, неуклюже отбиваясь от патрульной полиции. На улицах, на каждом шагу какая-то нездоровая возня с неприкаянными, эта прослойка населения на радостях пустились в мародерство. Они разбивают витрины магазинов: одни таким образом вымещают свою злость на интеллектов, другие попросту набивают карманы и рты едой. Вот уж кто не стремится принимать чью-либо сторону, они вполне довольны обстоятельством дел. Моё внимание привлекает камера в самом дальнем левом углу. Окраина города, перед кварталами бедняков. Точно под линеечку выстроились работяги, защищая живым щитом свою территорию. По другую сторону условной границы свои позиции занял отряд патрульной полиции специального назначения. Началось… В своих оборванных одеждах и с подручными колющими средствами вместо оружия бедняки выглядят по меньшей мере глупо, на фоне полностью экипированных и оснащенных оружием патрульных. Но кому как не мне знать откуда столько бравады в глазах этих бедняг.

– Тебе не выиграть, ― холодным тоном говорю я, не отводя глаз от камер.

Ксалиос заходится искренним смехом.

– Солнышко, не вздумала ли ты учить меня управлять народом?

– Какая глупость, ― сухо отрезаю я, возвращая внимание на Ксалиоса. ― Каким народом ты собрался управлять? Оглянись вокруг, ― киваю в сторону монитора, ― у тебя никого не осталось. Горстка олухов в форме, чья воля скованна чипом, и только.

Разглядываю отряд специального назначения. Как я и предполагала через один в первых рядах, стоят амазонки. Моё сердце горит огнем, пульсируя с такой силой, что то сжимается, то занимает всё место в грудной клетке, загоняя в тиски легкие. Сейчас Гастор отдаст приказ, и на моих глазах моими собственными руками амазонки превратятся в горстку пепла. Я не успела… Я не справилась.

– Не смей! ― срывается на крик Ксалиос, но тут же себя одёргивает за вспыльчивость. ― Прости… ― прочистив горло еле выдавливает из себя вдогонку.

– Не сметь что? Говорить тебе правду? Мы же вроде сошлись на том, что в наших отношениях нет места для лжи, ― холодно добавляю я. ― У тебя никого не осталось, твоя эпоха правления взяла отсчет на часы. Посмотри на них, ― указываю пальцем на верхний левый угол монитора. ― Это твоя погибель. Отзови силовиков, я знаю, как вернуть всё вспять.

Стук сердца отбивается в висках. Слышу, как во мне бурлит ярость. Тяжелое дыхание выдает нервозность, но утихомирить его сейчас кажется невозможным. Мне безразлично, что он видит мою дрожь, потому что это вовсе не проявление слабости, наоборот – во мне кипит решимость.

– Смешно! ― выдает надменный смешок в ответ на моё заявление. ― Стадо цветных овец, что возомнили себя кем-то большим, чем украшение на званом ужине. Не смеши меня! Да они все еще ходят со своими транспарантами только потому что я им это позволяю. Стоит мне нажать кнопку и…

– Как же ты слеп! ― обрываю его на полуслове. Его надменность и самоуверенность буквально взрывает меня. ― Настоящая сила в руках голодного народа, а не разбалованных девиц.

Он наконец обращает внимание на камеры. Протягивает руку на край стола и легким движением по встроенному сенсору, выводит маленькую картинку на большой экран. Теперь можно узреть не только жалкие одежды, но и горящие глаза людей. От тех заморенных и перепуганных бедняг, что я ни так давно видела не осталось и следа. Ярость – вот что ими движет.

– Отзови силовиков! Иначе ты останешься ни с чем, ― настаиваю я на своем.

В воздухе повисло смятение. Я вижу, что Ксалиос замешкал, пусть и старается держаться важно.

– Заморенные оборванцы? Они не посмеют мне перечить. От неприкаянных их разделяет один шаг, и поверь мне, эти люди не желают его делать.