Законы отцов наших

— Ничего, — ответил Эдгар. — А что он мог им сказать? Ему ведь ничего не известно. Он собирался на работу в свою лабораторию, поэтому ему было некогда с ними рассусоливать. Вы ведь его знаете. Из него и в обычном-то состоянии слова не вытянешь. Однако мне ясно одно: они думали, что вас кто-то похитил.

— Черт побери! А кто, кто это был?

— Майкл сказал, что они предъявили удостоверения. — Эдгар мельком взглянул на Джун, а потом на меня. — Это были агенты ФБР, — пояснил он.

11 декабря 1995 г. Сонни

Нередко случается, что я должна проводить вечера вне дома. Избежать этого никак нельзя, и в такие дни после работы я опрометью мчусь домой, чтобы забрать Никки из группы продленного дня, покормить и, если повезет, переодеть в пижаму. После этого наступает очередь Эверарды, няни, которая живет у Марты Штерн. Это никарагуанская эмигрантка — кипучая натура, у которой в руках все горит. Она вот уже несколько лет подменяет меня, если у Марты нет иных планов. Не любительница засиживаться за полночь, Эверарда предпочитает ночевать в небольшой спальне для гостей, расположенной на первом этаже за кухней. На рассвете она возвращается к Марте, для чего ей приходится идти пешком три квартала. Меня такое решение проблемы вполне устраивает. Никки дружит с Эверардой. Малышке нравится в няне все, включая ее акцент, который Никки копирует со сверхъестественной точностью даже в ее присутствии. Эверарда не обращает на это внимания. Она из тех женщин, которые знают, что самое главное в мире не наряды от кутюрье, не рэп и не политические интриги в мужской комнате клуба «Деланс», а воспитание детей, и что в этой важной сфере ее мудрость остается непревзойденной. Она называет Никки Ниной и так искусно проводит ее через всю вечернюю рутину вплоть до сна, словно та — марионетка на веревочках.

Эверарда входит с сумкой, где лежат ее ночные принадлежности, и стряхивает с себя снег, который только что повалил крупными хлопьями. Он лежит толстым слоем на воротнике из искусственного меха. Прямо с порога Эверарда принимается выкладывать свежие сплетни. Марта, которая дохаживает последние месяцы третьей беременности, страдает варикозным расширением вен, и у нее распухли ноги. Она постоянно капризничает и придирается к своему мужу Соломону, консультанту по менеджменту. «Соломон, куда он подевался?» Она вопит во всю глотку, вы же ее знаете. А он всегда спешит домой. Он ее целует. Он посылает ей цветы. Он только улыбается. Эверарда тоже улыбается. Ее забавляет терпение Соломона. Это худой, очень смуглый мужчина, выходец из семьи экспатриантов, кубинских евреев, которые прибыли на Кубу в семнадцатом веке. У него столь темный цвет кожи, что его иногда принимают за уроженца Шри-Ланки. В его жилах коктейль из крови многих наций.

Сегодняшнее событие имеет значение и для меня лично. Это обед в честь ухода на пенсию Сайруса Ринглера, бывшего председателя Верховного суда штата, у которого я работала секретарем суда пару лет сразу после окончания юридической школы. Обычно начинающие юристы первые год-два — период их интенсивного формирования — проводят рядом с опытным судьей, постигая на практике механизм воплощения голой теории, которую они изучали в университете, в реальную жизнь. Они видят, как скелет из сухих статей и параграфов обрастает плотью и кровью. Так же как скаковых лошадей всегда отличают по именам их наездников, клерков навечно запоминают по именам судей, у которых они служили, и, наверное, то, что меня помнят как ринглеровского клерка, и есть самый большой предмет гордости за всю мою юридическую карьеру.