Все время, пока Ох говорил, Таро лишь тяжело дышал и бестолково вертел головой по сторонам, словно пытаясь уловить, в какой стороне источник звука. Он напоминал дикое животное с завязанными глазами, которое на поводке вывели на оживленную площадь. Искусанные в кровь губы то кривились, как у капризного ребенка, то ширились в совершенно безумной улыбке, глядя на которую Жанне хотелось кричать от ужаса.
– И что? – глухо спросил Рэд. – Этот человек кого-то убил? Я имею в виду Таро.
– Вы считаете, что для наказания нужно обязательно физическое уничтожение человека? – удивился Ох. – Вы глубоко заблуждаетесь, Рэд. Своими отвратительными книгами Евгений Таро убивает души людей. Он убивает сердца и разум молодежи. Он ослепляет их, не позволяя видеть прекрасное. Как можно наслаждаться пытками и жестокими убийствами? Как можно взахлеб читать о процессе пожирания еще живого человека? А ведь это все плод его больного воображения. Знаете, я провел небольшой мониторинг среди групп, посвященных его так называемому творчеству в социальных сетях. Думаю, вы удивитесь, когда я сообщу вам, как выглядит среднестатистический читатель книг вот этого существа, сидящего перед вами. Хотите знать?
– Извольте, – бросил Рэд.
– Это девушка лет шестнадцати-семнадцати. Да-да, вы не ослышались, основной контингент почитающих талант Таро – девушки. Как вы полагаете, что творится в голове молодой красивой особы, будущей матери, после прочтения такой пакости, как «Нерожденный»? Где только сцена убийства младенца занимает три страницы?
Никто не ответил. Книга, маячившая перед камерой, исчезла.
– Но книга есть книга, – после паузы снова заговорил Ох. – Отчасти вы правы, в книге невозможно убить по-настоящему, как в вашем фильме. Поэтому к Таро я отнесся чуть мягче. Толерантней, как сейчас модно говорить.
После этих слов ногти Жанны с силой впились в ладони.
«Чуть мягче?! – Эта мысль вспархивала в ее мозгу, находящемуся на волоске от безумия, подстреленной птицей. Перед глазами снова возникло изуродованное лицо писателя с рваными дырами вместо глаз. – Что же он приготовил для нас?!»
Здоровяк в комбинезоне и желтых перчатках аккуратно положил книгу на стол и повернулся лицом к оператору Оху. Только сейчас стало видно, что на неразговорчивом помощнике Оха надета маска – в камеру, ухмыляясь, смотрел слегка измятый бледно-розовый смайлик. Здоровяк шагнул ближе к камере, сквозь черные отверстия блеснули настоящие глаза, скрывающиеся за маской.
– Эй, парень! – позвал Ох, переводя камеру на Таро. – Господин писатель!
Таро с готовностью поднял голову, точь-в-точь как собака, услышавшая голос хозяина.
– Ты можешь кое-что сказать своему приятелю, режиссеру Рэду Локко, – предложил Ох. – Ну, там, передать привет или высказать пожелания. У тебя есть одна минута.
Таро слепо таращился в камеру, его разбитые, покрытые запекшейся кровью губы чуть шевельнулись.
– Минута, – повторил Ох.
– Бог ты мой, – не выдержал Рэд, – прекратите это немедленно!
– Рэд? – дрогнувшим голосом пролепетал писатель. Он говорил так, словно всасывал остатки сока через трубочку. – Рэд Локко? Ты здесь?!
– Мне очень жаль, что все так вышло, старина, – с усилием выговорил режиссер. – держись. Мы… – он замешкался на секунду, – Мы тоже в западне. И, к сожалению, ничем не можем тебе помочь.
Таро шмыгнул носом.
– Мне сказали… – снова заговорил он, – что когда я съем свою книгу… то все закончится… – Он провел кончиком языка по изодранным губам. – А я не мог смотреть, как рвут… – последовал очередной всхлип, – рвут мои книги… а теперь я почти ничего не вижу.
Вся четверка «зрителей», оцепенев от страха, смотрела на экран, не в силах вымолвить ни слова.
– Кругом темнота. Мне страшно, Рэд, – опять захныкал Таро. – Мне кажется, я ослеп! Если ты меня видишь и слышишь, помоги мне! Пожалуйста. Я очень боюсь и… хочу домой.
Из рыхло-багровых глазниц потекли свежие ручейки розовой жидкости, коктейль из крови и слез.
– Спасибо, что были с нами, – прозвучал вежливый голос Оха.
Таро продолжал что-то бубнить, но массивная рука в желтой перчатке похлопала его по плечу, призывая молчать, и писатель тут же заткнулся.
– Перед уходом я кое-что покажу вам, – добавил Ох и, немного отступив назад, направил камеру на громилу. «Смайл», поняв, чего от него хотят, кивнул, принимая команду к исполнению. В его руках появился ключ, с помощью которого он ловко освободил руки писателя. Обе были покрыты синяками, с забинтованными запястьями, повязки пестрели темными пятнами. Разбинтовав одну из рук, громила взял со стола матовый шланг и воткнул один конец его в закрепленный на вене Таро катетер, а другой – себе в рот. После короткого вдоха по шлангу побежала свежая кровь, и «смайл» тут же сунул его в миску.
Писатель лишь тихо ойкнул, даже не пытаясь сопротивляться.
– Вы смотрите ваше кино, – сказал Ох. – Пока что только смотрите… А вот Евгений Таро совмещает сразу два дела. Он слушает собственную книгу «Нерожденный» и делает еще кое-что.