Закрытыми глазами (ЛП)

— Ты здесь лишь потому, что Моргот угрожал отдать тебя своим тварям на поругание, а я был бы вынужден за этим наблюдать, если бы отказался взять тебя в награду за своё возвращение в рабство, — проговорил Саурон глухо. — Твоей неизбывной боли я предпочту твой гнев. Так что валяй. Злись, но не забывай об этом.

Потом он ушёл — ибо слишком много искренности выплеснулось за раз и признавать это было невыносимо. Не то, чтобы это давало ей какую-то власть над ним. Ни у одного из них не было здесь власти, да и Моргот в любую минуту мог передумать. Над их головами угроза будет висеть всегда, и всё прочее было неважно. И он ничего не мог сделать, чтобы это изменить. Как и она.

Долгое время Галадриэль молчала. Биение её сердца замедлилось — он слышал его даже с другого конца комнаты. Там, где он стоял, в скале зияло широкое отверстие — огромное окно, что тянулось во всю стену. Облокотившись на карниз, он смотрел на каменоломни внизу. Работа кипела. Куда ни глянь сновали всевозможные твари, ответственные каждый за свою копь или приспособление, повсюду пылали факелы. Все они пребывали в полнейшем неведении, что он на них смотрит.

— Как ты намерен поступить со мной, — спросила она требовательно из-за его спины, — раз я дана тебе в награду?

Саурон поневоле задумался, как на это ответить, но само решение он принял ещё в тот миг, как согласился на требования Моргота. Он не оглядывался — не хотел видеть выражение её лица. Она ему не доверяла. Он это знал, и он не ожидал, что она просто возьмёт и доверится теперь, когда они опутаны, стянуты вместе против воли.

— Буду тебя защищать, — сказал он, — чем смогу.

Единственный ответ, который имел смысл. И она не обязана ему верить.

Он всё равно это сделает.

*

Недоверие Моргота росло день ото дня, и, дабы развеять его сомнения, приходилось притворяться. Саурон долго трудился в кузнице, мастерил серебряное ожерелье с алмазами. Оно вышло грузным, роскошным и прекрасным. К ожерелью он выковал длинную тонкую цепь с браслетом на конце — на свою руку. Сойдёт за поводок. Мерзкое прикрытие. Но Моргот оценит. Это отведёт от них его глаза, взгляд которых Саурон чувствовал на себе постоянно. Нельзя было допустить, чтобы Моргот решил, что его слуга… что его рабы не выполняли то, что от них требовалось. «Пёс», сказал он. «Потомство». Какие гадкие слова! Они же не собаки!

Саурон, верный своему слову, Галадриэль не трогал — во всяком случае, не в этом смысле. Ладонь на предплечье здесь и там. Рука, протянутая ей, чтобы помочь спуститься по крутой лестнице. Однажды она поранилась, и он обработал порез. Он спал на раскладной койке в другом конце комнаты, она — на кровати. Он держал слово, и Галадриэль начала расслабляться. Иногда они вели беседы. Иногда он даже смел надеяться, что ей по душе его общество. Их положение было ужасным, но они извлекали из него столько пользы, сколько могли, ибо лишь друг другу они могли здесь верить. И мало помалу он приходил к выводу, что она начала ему доверять.

Он принёс ей ожерелье, завёрнутое в ткань и туго перевязанное. Галадриэль с опаской взяла свёрток в руки. Посмотрела, опять подняла взгляд к его глазам.

— Что это?

— Подарок, — ответил он. Заметив, что она медлит, не зная, открыть или нет, он подбодрил: — Ну же. Оно не укусит.

Галадриэль прищурила глаза. Она больше его не боялась и не сердилась на него. Здесь, в этом аду, у них завязалось некое подобие дружбы.

Благодаря которой он пока не лишился рассудка.

С тихим вздохом она взяла свёрток и села. Развязала ленту, потом развернула ткань и ахнула, глядя на мерцающее украшение. Изящно наклонилась, подцепила пальцами и подняла инкрустированное самоцветами ожерелье, чтобы рассмотреть получше. Тогда длинная цепочка упала на пол, и Галадриэль опустила глаза и проследила за ней взглядом. Та была больше метра в длину, и она сразу же уставилась на Саурона.

— Что это? — потребовала она ответа с намёком на ярость в голосе.

Он присел напротив.

— И подарок, и прикрытие, — признал Саурон. — Он следит за нами. Думаю, он планирует вмешаться. Если ты наденешь это, он расслабится. — На миг Саурон остановился и подумал, как же ему от этого тошно. Как ненавистно ему это. Не только гнев в её голосе, но и обида в глазах. Это было дурно по отношению к ней, и он это знал. — Ты не обязана, если не хочешь, конечно. Просто я боюсь того, что он может с нами сделать, если узнает.

— Узнает о чём? — спросила она напряжённо.

— Ты как думаешь? — бросил он в ответ, хотя и без злости. — Считаешь, он отдал тебя мне в награду, чтобы мы стали друзьями, Галадриэль?

Она не шевельнулась.

— А кто мы? Друзья? — выпалила, дерзкая, как всегда. И он бы солгал, сказав, что не любит в ней именно это.

Он замер от одной мысли об этом, не зная, что сказать дальше.

— Разве нет?

Теперь молчала уже Галадриэль. Она ещё раз взглянула на ожерелье и опустила его обратно в тряпицу.

— Возможно, — прошептала она, — странная участь, на которою нас обрекли, не дала нам иного выбора.

Он сглотнул ком в горле. Это был почти что тот ответ, который он ожидал услышать — и довольно.

— Наденешь?