Приносят сведения, что… занято здание главного артиллерийского управления на Литейном проспекте… Кто-то врывается на заседание и сообщает, что восставшие солдаты и рабочие освободили политических заключенных из “Крестов” и направляются к дому предварительного заключения, который находится по соседству с Таврическим дворцом…
Влетает Родзянко с грозным окликом: “Кто созвал без моего ведома сеньорен-конвент?” Лидеры блока объясняют ему, что происходит не официальное заседание совета старейшин, а частное совещание членов его. Поставленный перед фактом, Родзянко предлагает всем перейти в его кабинет для того, чтобы открыть официальное заседание сеньорен-конвента. Руководители Думы ни в коем случае не хотели демонстративно игнорировать указ правительства о роспуске Думы, и речь шла у них не о создании руководящего органа для восставшего населения, а лишь о том, чтобы организованно выступить перед восставшим населением.
Родзянко, под давлением лидеров блока, соглашается созвать всех членов Государственной Думы, но не на официальное заседание Думы, а на частное совещание, и не в зале заседаний, а в так называемом Полуциркульном зале, для того, чтобы выбрать межфракционный центр, который бы представлял Думу. Вбегающие члены Думы сообщают, что восставшие приближаются к Таврическому дворцу. Заседание стихийно срывается, и все направляются к окнам и ограде Таврического дворца. Когда восставшие подступили к самой ограде, у ворот ее остались лишь Чхеидзе, Керенский и я. Это было около 11 часов утра.
Мы трое по очереди обращаемся с краткими речами в ответ на гулом несущиеся вопросы: “Где новая власть? Где новое правительство? ” Здесь же немедленно было организовано нами несколько взводов вооруженных солдат, которыми мы сменили старый караул Государственной Думы. Караул без сопротивления уступил свои места новой революционной охране.
Тем временем в Полуциркульном зале собралось “частное совещание” членов Думы, куда нас вызвали. Бесплодность этого частного совещания стала очевидной мне сразу. Я покинул его, чтобы больше не возвращаться. Как мне потом сообщили, частное совещание постановило образовать комитет Государственной Думы из представителей фракций, с Родзянко во главе. Но комитет этот тут же оказался мертворожденным, так как Родзянко отказался стать во главе его, а Милюков отказывался войти в него без Родзянко…
Мы приступили к первым организационным шагам по созыву Совета Рабочих и Солдатских Депутатов… и… объявили себя около 3 часов дня Временным Бюро Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, которое обратилось к населению с воззванием – согреть и накормить восставших солдат, целый день проведших на морозе без пищи. Было решено в 7 час[ов] вечера назначить первое заседание Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов, а солдатам было предложено выбрать своих представителей и прислать на заседание Совета.
Факт организации Бюро Совета Депутатов заставил Родзянко покончить с колебаниями, и он с тяжелым вздохом и молитвенным настроением махнул рукой… и согласился стать во главе Комитета Государственной Думы. После семи часов вечера в правом крыле Таврического дворца заседал думский комитет, а в левом Совет. Совет Рабочих Депутатов избрал Чхеидзе председателем, Керенского и Скобелева заместителями…»
Из воспоминаний Серафима Петровича Мансырева, депутата Думы, члена партии народной свободы (кадетов)
«Между думцами была полная растерянность; революции ждали почти все, но что она разразится теперь – не ожидал никто, ни даже наши думские социалисты… Чувствовалась у всех совершенная неподготовленность к каким-либо действиям и совершенное отсутствие плана; даже оживленные разговоры прекратились, а вместо них слышались вздохи и короткие реплики, вроде “дождались” или же откровенный страх за свою особу.
Вдруг меня требуют в думскую приемную. Иду туда и нахожу там двух рабочих… Они мне сообщают, что настроение толпы очень возбужденное. Большая часть настаивает идти в Таврический дворец и требовать указания от Думы, что им делать, а также просить ее взять в свои руки власть, так как правительство ничего не делает…
Удручающе подействовала на меня беседа с рабочими. Они ищут нашего указания, они пришли к нам с полной верой в нашу силу, – а мы? Мы не только не готовы к деятельной роли, но даже и не знаем ничего толком. Кое-как успокоил своих собеседников и сказал им, что как раз теперь думцы “совещаются” о том, что делать, а при этом спросил: “Да что же сами рабочие, разве не готовились к сегодняшнему выступлению. Ведь, помнится, еще около месяца тому назад начались толки о выборах в Совет рабочих депутатов на случай волнений? ”