Закулисье Февраля. Масоны, заговорщики, революционеры

Ответили мне, что никаких выборов до сих пор не было, поговорили только о том и замолчали, и что рабочие в массе совсем не организованы. Держатся сплоченно, но особняком от других только социал-демократы. “Да разве их большинство”, – прибавили рабочие. Замечу, что один из собеседников был путиловец, а другой – с завода “Парвиайнен”.

Простившись с ними, я вернулся в Екатерининский зал, а там уже была опять новость: “Кресты” взяты толпой, выпущены все арестанты, толпа направилась в Литовский замок… Окружной же суд, так же как и Дом предварительного заключения, освобожденный от арестантов, пылает в огне. Думцы с нескрываемым возмущением говорят об исчезновении наших главарей…

Но вот в половине третьего начинают появляться и они: прибыл Родзянко, Милюков, С. Шидловский и другие… Но, увы, нам от этого опять мало пользы: быстро прошли они все мимо, говоря на ходу, что спешат на совещание старшин (так называлось заседание президиума с лидерами фракций; туда же приглашались члены президиума блока).

Наконец, в четвертом часу выходит Родзянко и торжественным голосом приглашает всех членов Думы на частное совещание в Полуциркульном зале. Быстро направляемся туда (всего набралось до 200 человек), и Родзянко берет слово. Он очень кратко сообщает, что волнения в столице, возникшие на почве продовольственного недостатка, в течение четырех дней усиливались, пока не вылились сегодня в вооруженный бунт, что правительство совершенно бездействует и как бы отказалось от власти, что на две телеграммы свои к государю ответа не получил и что медлить с подавлением бунта невозможно. Члены Думы должны обсудить положение и наметить меры к прекращению беспорядков.

Первым высказывается Н.В. Некрасов, в общем представлении – крайний левый между кадетами и неизменно кокетничающий с трудовиками. Он соглашается, что положение очень серьезно и что поэтому президиум Думы (в который входил и он сам) должен не медля ни минуты ехать к председателю Совета министров кн[язю] Голицыну и, указав на одного из популярных генералов, например Поливанова или Маниковского, просить о наделении его диктаторскими полномочиями для подавления бунта.

Ему резко возражает М.А. Караулов: “Я совершенно не понимаю Некрасова: почти вся Дума, в особенности его фракция, вот уже полгода честит членов правительства дураками, негодяями и даже изменниками, – а теперь он предлагает ехать к этим «изменникам» и просить помощи… у кого? Ведь вы слышали, что они все перепугались и попрятались; что же, кн[язя] Голицына из-под кровати будем мы вытаскивать? Надобно, чтобы мы сами перестали болтать, а что-либо сделали. Сумеем – хорошо, а не сумеем – тогда нас надобно всех отсюда вон”.

Потом говорил октябрист Савич: речь долгая, нудная и без всякого практического вывода; в переводе на обыкновенный язык: “С одной стороны, нельзя не признать, с другой – надо сознаться…”

Еще два-три оратора – почти с тем же результатом.

Потом говорит В. Дзюбинский (трудовик). По его мнению, момент очень ответствен, бунт все усиливается, правительство окончательно дискредитировано, и даже, по слухам, некоторые его члены уже арестованы. Если Дума действительно является народным представительством, то ее прямой долг – действовать самой. Она должна образовать какой-нибудь комитет, с наделением его неограниченными полномочиями для восстановления порядка. Этого ждет именно от нее, а не от других большинство населения.

За ним просит слово П. Милюков, на которого и устремляются с упованием все взоры. Он не согласен ни с Некрасовым, ни с Дзюбинским. “Конечно, ехать к представителям правительства не нужно, да и бесполезно – они сами выпустили из рук власть. Но брать эту власть в свои руки Дума также не может. Она является учреждением законодательным и, как таковое, не может нести функций распорядительных (следует краткая, но точная экскурсия в область государственного права). Но, главное, мы уже потому не можем сейчас принимать никаких решений, что размер беспорядков нам неизвестен так же, как неизвестно и то, на чьей стороне стоит большинство местных войск, рабочих и общественных организаций. Надобно собрать точные сведения обо всем этом и тогда уже обсуждать положение, а теперь еще рано”.

Милюков не кончил еще говорить, как в зал вбегает Керенский, ранее отсутствовавший, в сильном возбуждении. Он говорит, что громадные толпы народа и солдат идут к Таврическому дворцу и намерены требовать от Думы, чтобы та взяла власть в свои руки. Он просит дать ему автомобиль, на котором он, по уполномочию Думы, поедет в толпу, попытается ее успокоить и сообщить ей решение Думы…

Общее недоумение и растерянные взгляды: ведь у нас все еще разговоры, а никакого решения пока нет.