Читаем Закулисные тайны и другие истории… полностью

The sun is shining, the grass is green,The orange and palm trees sway.There’s never been such a dayin Beverly Hills, L.A.But it’s December the twenty-fourth,—And I am longing to be up North!

(Солнце сверкает, трава зелена,

Покачиваются апельсины и пальмы, сегодня прекрасный день, в Беверли-Хиллз, Лос-Анджелес.

Но ведь сегодня 24 декабря, Рождество, и я хотел бы быть на Севере.)


И, конечно, американцы понимают, что это всё относится к ИХ американскому северу. То есть к Нью-Йорку.

Какой еще есть город в США «посевернее», куда может стремиться композитор и поэт? Конечно, Нью-Йорк.

Так все американцы это и понимают.

* * *

И вот тут-то я ловлю Ирвинга Берлина за язык.

Дело в том, что в Нью-Йорке тоже нет снежных равнин, и снежных завалов, и верхушки деревьев там не припорошены снегом.

Там, в Нью-Йорке, снег – большая редкость, а если он и выпадает, то не задерживается долее чем на день. Нью-Йорк – город на широте Сочи или Одессы, и никаких сугробов вы там не увидите.


А ведь в песне поется:

Я мечтаю о Белом Рождестве,Как те, которые я когда-то знал,Где верхушки деревьев заснежены,а дети прислушиваются, чтобы услышатьзвон санных колокольцев.

Что это? Нью-Йорк?

Фига с два!!


Это, конечно, Россия. Семилетний мальчик запомнил русскую зиму, помнил тройки и бубенцы, сугробы и снежки.

Что означают слова «те, которые я когда-то знал»? Да, конечно, это оговорка по Фрейду, а точнее, просто выплеснувшиеся детские воспоминания.

Поэтому так всё классно и получилось! Поэтому это одна из популярнейших песен в мире. Кстати, она уже много лет находится в книге рекордов Гиннеса, и количество проданных экземпляров – на разных носителях – насчитывает сегодня более 200 000 000.

«Битлз» и Фрэнк Синатра отдыхают.

Впрочем, и Фрэнк Синатра, и Бинг Кросби, и Элвис Пресли, конечно, пели эту песню. И все-все-все остальные.

Только они не знали, что это песня о России.

А мы знаем.

Но им не скажем. Пусть думают, что это про Нью-Йорк.

* * *

Кстати, это слово – СНЕГ – пришло к нам, как утверждают словари, из санскрита (на санскрите это snihyati) и практически на всех европейских языках это звучит похоже (англ. snow, немецкое schnee, литовское sniegas), а если по-итальянски это neve, по-французски neige, то просто прибавьте спереди утраченную в веках буквочку «с», и всё станет понятно.


Но мне гораздо интереснее другая фонетическая близость, наверняка всеми давно замеченная.


Это почти идентичность слов «снежность» и «нежность».

Или скажем «снЕга» и «нЕга».

Возможно, это случайное совпадение.

Но в языке редко бывают случайности.

Конечно, это давно заметили поэты.

Вот как это сформулировал Дмитрий Мережковский.

Ослепительная снежность,Усыпительная нежность,Безнадежность, безмятежность —И бело, бело, бело.Сердце бедное забылоВсё, что будет, всё, что было,Чем страдало, что любило —Всё прошло, прошло, прошло.

И еще можно тысячи примеров на эту тему. Потому ничего нет нежнее, чем ранний снег. Когда он летит, падает на голову и плечи и тут же превращается в тонкие, нежные струйки и капельки, которые медленно стекают вниз… и это так точно сливается с нежной лаской, именно с нежной, а не страстной лаской, которая всего дороже женщинам. да и мужчинам тоже.

Как прекрасно пройтись по первому снежку на даче, в поселке или по лесу, или по пляжу где-нибудь в Юрмале.

Господи, вот из таких мгновений и состоит жизнь, это есть те самые зарницы, которые надо ловить, как говорил Лев Николаевич Толстой.


Сейчас расскажу про одно из таких мгновений-зарниц из моей жизни.

* * *

Когда-то студентом, бродя по заснеженной Москве, я набрел на странное явление, когда вся дорога под моими ногами серебрилась и сверкала, переливалась, как в трубочке калейдоскопа. Никогда ни раньше, ни позже я такого не видел, очевидно это была причудливая игра уличных фонарей, сочетание легкой метели и загадочного освещения.

Я шел не один. Со мною была девушка, в которую я был тогда влюблен.


Придя домой, я открыл томик Цветаевой. Цветаева была тогда моим любимым поэтом, я обожал ее стихи и пытался положить их на музыку.

Но как-то не получалось. Великие стихи вообще-то не нуждаются ни в какой музыке. Я не могу, например, слышать бесконечные музыкальные вариации на тему «Свеча горела, свеча горела»… Эти строки хороши и без всякой музыки, любая музыка их только портит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги