(Солнце сверкает, трава зелена,
Покачиваются апельсины и пальмы, сегодня прекрасный день, в Беверли-Хиллз, Лос-Анджелес.
Но ведь сегодня 24 декабря, Рождество, и я хотел бы быть на Севере.)
И, конечно, американцы понимают, что это всё относится к ИХ американскому северу. То есть к Нью-Йорку.
Какой еще есть город в США «посевернее», куда может стремиться композитор и поэт? Конечно, Нью-Йорк.
Так все американцы это и понимают.
И вот тут-то я ловлю Ирвинга Берлина за язык.
Дело в том, что в Нью-Йорке тоже нет снежных равнин, и снежных завалов, и верхушки деревьев там не припорошены снегом.
Там, в Нью-Йорке, снег – большая редкость, а если он и выпадает, то не задерживается долее чем на день. Нью-Йорк – город на широте Сочи или Одессы, и никаких сугробов вы там не увидите.
А ведь в песне поется:
Что это? Нью-Йорк?
Фига с два!!
Это, конечно, Россия. Семилетний мальчик запомнил русскую зиму, помнил тройки и бубенцы, сугробы и снежки.
Что означают слова «те, которые я когда-то знал»? Да, конечно, это оговорка по Фрейду, а точнее, просто выплеснувшиеся детские воспоминания.
Поэтому так всё классно и получилось! Поэтому это одна из популярнейших песен в мире. Кстати, она уже много лет находится в книге рекордов Гиннеса, и количество проданных экземпляров – на разных носителях – насчитывает сегодня более 200 000 000.
«Битлз» и Фрэнк Синатра отдыхают.
Впрочем, и Фрэнк Синатра, и Бинг Кросби, и Элвис Пресли, конечно, пели эту песню. И все-все-все остальные.
Только они не знали, что это песня о России.
А мы знаем.
Но им не скажем. Пусть думают, что это про Нью-Йорк.
Кстати, это слово – СНЕГ – пришло к нам, как утверждают словари, из санскрита (на санскрите это snihyati) и практически на всех европейских языках это звучит похоже (англ. snow, немецкое schnee, литовское sniegas), а если по-итальянски это neve, по-французски neige, то просто прибавьте спереди утраченную в веках буквочку «с», и всё станет понятно.
Но мне гораздо интереснее другая фонетическая близость, наверняка всеми давно замеченная.
Это почти идентичность слов «снежность» и «нежность».
Или скажем «снЕга» и «нЕга».
Возможно, это случайное совпадение.
Но в языке редко бывают случайности.
Конечно, это давно заметили поэты.
Вот как это сформулировал Дмитрий Мережковский.
И еще можно тысячи примеров на эту тему. Потому ничего нет нежнее, чем ранний снег. Когда он летит, падает на голову и плечи и тут же превращается в тонкие, нежные струйки и капельки, которые медленно стекают вниз… и это так точно сливается с нежной лаской, именно с нежной, а не страстной лаской, которая всего дороже женщинам. да и мужчинам тоже.
Как прекрасно пройтись по первому снежку на даче, в поселке или по лесу, или по пляжу где-нибудь в Юрмале.
Господи, вот из таких мгновений и состоит жизнь, это есть те самые зарницы, которые надо ловить, как говорил Лев Николаевич Толстой.
Сейчас расскажу про одно из таких мгновений-зарниц из моей жизни.
Когда-то студентом, бродя по заснеженной Москве, я набрел на странное явление, когда вся дорога под моими ногами серебрилась и сверкала, переливалась, как в трубочке калейдоскопа. Никогда ни раньше, ни позже я такого не видел, очевидно это была причудливая игра уличных фонарей, сочетание легкой метели и загадочного освещения.
Я шел не один. Со мною была девушка, в которую я был тогда влюблен.
Придя домой, я открыл томик Цветаевой. Цветаева была тогда моим любимым поэтом, я обожал ее стихи и пытался положить их на музыку.
Но как-то не получалось. Великие стихи вообще-то не нуждаются ни в какой музыке. Я не могу, например, слышать бесконечные музыкальные вариации на тему «Свеча горела, свеча горела»… Эти строки хороши и без всякой музыки, любая музыка их только портит.