Зал ожидания (сборник)

Она умолкла. Я подсыпал ей в тарелку оливье, наполнил бокал.

– Дай сигарету, пожалуйста, – попросила она.

– Ты – куришь? Вот уж чего не могу представить!

– Я не курю. Так, иногда…

Света затянулась глубоко, самозабвенно, и мне показалось, что она слукавила насчёт «иногда».

– А семья, знаешь, тоже… Не думаешь ли ты, Юрочка, что мы с тобой оба были запрограммированы на это?

– Но я ведь не знал, я думал – у тебя порядок.

– Ах да! Это мне писали о тебе.

– Ты хочешь сказать, что если бы мы остались вместе…

– Не знаю, – вздохнула она и отпила из бокала. – Сколько времени?

– Около десяти.

Я жестом предложил Светлане кушать, она жестом отказалась, и я поднялся из-за стола, чтобы убрать холодец. На кухне я поставил на огонь чайник, вымыл тарелки.

– Тебе помочь? – Она бесшумно вошла и тепло посмотрела на мой фартук.

– Спасибо, что ты! Я уже справился.

– Ты хозяин… Никогда не думала, что ты можешь быть таким. Прости, но ты всегда витал в облаках.

– А я и сейчас витаю, просто иногда приходится спускаться на землю. Чтобы оттолкнуться – и снова витать.

– У тебя чисто, уютно.

– Света, кто бы мог подумать, что Новый Год я буду встречать с тобой! Это в голове не укладывается: из Северодвинска вдруг…

Она приблизилась ко мне, прикрыла ладошкой мои губы, потом обхватила обеими руками за шею.

– Неужели это ты? – выдохнула печально и тихо, и её глаза наполнились родниковой влагой.

– Неужели… мы? – поправил я.

* * *

– Слу-у-ушай, – протянула Муза, откладывая листы, – вы такая пара! Серьёзно. По-моему, она все эти годы тебя любила, а?

– Скажешь тоже!

– Я женщина! Уж поверь моей интуиции.

Я промолчал. Контраргументов не нашлось.

– А что у неё с семьёй было? – спросила Муза.

– Напишу – узнаешь, – может быть, излишне резко ответил я, закурил, прошёлся по комнате, распахнул дверь балкона. На улице бесшумно и вяло падал снег.

* * *

На улице бесшумно и вяло падал снег. Он падал с обречённым однообразием, будто знал, что в этом городе ему не судьба залежаться.

– А в Северодвинске холодно?

Я опустил свой вопрос в золотистые локоны и услышал где-то рядом с левым плечом её голос.

– И одиноко…

Мы танцевали. Этот вечный, неумирающий медленный танец, это однообразное топтание на месте под спокойную мелодию – давало возможность не смотреть друг другу в глаза, создавало иллюзию близости и родства.

– Скоро двенадцать. Жаль, что у меня нет шампанского.

– Есть, – сказала она. – В коридоре сум…

Я поймал её губы, не дав договорить, и долго перебирал их своими губами.

– А ты всё такой же неистовый, – сказала она, слабея. – Помнишь, как мы целовались…

– Света, ты превращаешь мой Новый Год в праздник!

– Нам бы не прозевать его приход, – прошептала она, отклонившись назад и повисая на моих руках. Её тело стало мягким и податливым, с ним уже можно было делать всё, что угодно.

Я усадил её в кресло, выставил закуски и чистую посуду, отыскал в коридоре шампанское.

– Я не хочу, чтобы ты считал меня идиоткой, – сказала она, посерьёзнев в последнюю минуту. – Понимаешь, есть вещи, которые невозможно объяснить.

– Бог с тобой! О чём ты?

– Так… За тебя!

– За тебя и за нас!

Куранты в телевизоре медленно, с достойными паузами, чтобы каждый в стране успел налить и пожелать, отсчитывали двенадцать ударов.

– Ну вот, всё сначала, – сказал я.

– Не хочу сначала! Пусть будет всё по-другому, – капризно сказала Света. – Сделай музыку, будем танцевать!

Я понял, чт'o именно ей нужно, и отыскал кассету с быстрой музыкой. Тут были и Газманов, и Добрынин, и «На-На.» И хрупкая фигура из розового шифона закружилась по комнате. Она выделывала такие коленца, на какие и в юности не была способна. Перед моими глазами вереницей проплыли наши институтские вечеринки, но ничего подобного выудить из памяти мне не удалось. Наконец, обессилев, полностью сбив дыхание, пышущая жаром она упала мне на колени.

– Никогда… так… не плясала! – раздельно выдохнула она и заплакала.

* * *

Было около трёх. Я дико устал. В голове, под «крышкой», перекатывался какой-то воздушный пузырь, как в лежащей бутылке.