Зал ожидания (сборник)

Господи, мы не виделись двенадцать лет – с тех пор, как я бросил институт, сойдя с середины дистанции. А она доучилась, закончила и уехала. До её отъезда тогда оставалось целых два года, можно было что-то решить, как-то определиться. Но после моего демонстративного выпада, после того, как, забрав документы, я перестал появляться в тех местах, где появлялась она, – жизнь потекла совсем по-другому, больше наперекосяк, чем гладко. Иногда мы перезванивались, намечали встречи, но в последний момент всё срывалось, откладывалось, и козни судьбы оказывались сильнее нашей слабеющей тяги друг к другу.

Это была агония любви, оборвавшейся на взлёте, это был спуск на тормозах головокружительно разогнавшейся юности.

* * *

Дописав до этого места, я остановился. Трудно восстанавливать в памяти воспоминания о воспоминаниях. Если бы тогда, в те самые январские вечера всё записать, – вышло бы совсем иначе: свежее и ярче. Но разве до этого было тогда?

Вошла Муза. У неё было удивительное чутьё на те моменты, когда я переставал писать. То ли она прислушивалась к моему дыханию, то ли к фигурному бегу шариковой ручки.

– Покури, – сказала она ласково, левой рукой обняв меня за шею, а правой поднося пачку «Пегаса».

«Ну, баба! – подумал я. – Уж сколько лет не выпускают эти сигареты, а у неё – всегда пожалуйста!»

– Специально для тебя! – прочитав мои мысли, сказала Муза.

– А ты знаешь, между прочим, – сузив глаза, сказал я, – что в «Пегасе» обнаружили наибольшее количество канцерогенов? Он даже хуже «Беломора».

– Этот – не хуже, – спокойно парировала Муза. – Кури, не бойся.

Она устроилась рядом на диване, положив ногу на ногу, и её бёдра приобрели умопомрачительные очертания. Сигарета в тонких пальцах была столь же естественна, как арфа в руках Аполлона, а светло-золотистые волосы, террасами спускавшиеся к плечам, благоухали, будто вымытые в струях Иппокрены.

В какой-то момент мне захотелось оставить свою писанину до следующего вечера, но Муза, как истинный знаток моей души, моментально уловив эти колебания, тут же преобразилась. В общем-то, мне было грех на неё обижаться, да и права на это, если быть честным, я не имел. Но в строгом коричневом костюме, закрытом, где только можно, она всё равно смотрелась как кинозвезда.

– Зачем ты? – спросил я.

– Чтобы ты не отвлекался, – улыбнулась она. – Хочешь, я к Зотину слетаю, посмотрю, что он там наваял.

Мысль была интересная. Я взглянул на часы.

– Да он спит давно! Кроме того, ты думаешь, я тебя отпущу так поздно?

– Юрочка, ты же знаешь, что мне ничто не угрожает. К тому же это тебя развеселит.

– Пожалуй, только ты не долго, – сказал я, поднося к губам её руку.

* * *

Мы встретились в последний день года. Невольно вспомнилась песенка про пять минут из «Карнавальной ночи». И хотя до полуночи оставалось ещё несколько часов, – по сравнению с долгими годами разлуки и неведения они и впрямь стали похожи на мимолётные пять минут. Мир застыл в ожидании, притворился неподвижным; казалось, ничего уже не может произойти.