Зал ожидания (сборник)

Она, наконец, закурила, трогательно округляя рот и медленно выпуская дым тоненькой, прозрачной струйкой.

– Кофе сварить? – по-домашнему спросила она между затяжками и положила руку на мои листы. – Что пишешь?

– Не знаю, – ответил я, честно глядя ей в глаза. – Что получится…

– О чём, хотя бы?

– Естественно, о любви. – Я повернул к ней первую страницу, подождал, пока она прочитает. – Ну?

– И это о любви? Этот мрачный загустевший клей, эта паста, это хаотичное движение – о любви? Бедный Автор, ты не болен, а?

– Глупая, это только фон. Понимаешь? Антураж. Всё ещё впереди.

– Всё-таки я сварю кофе, – сказала Муза, неумело притаптывая сигарету о скользкое дно пепельницы. Она поднялась, грациозно пригладила юбку на бёдрах, потом обхватила меня руками сзади и поцеловала в затылок.

– Работай, – пробормотала на ухо томным растянутым шёпотом.

* * *

Квартира дышала напряжённой, застоявшейся тишиной. Только старомодно-надёжный будильник «тиктакал» на кухне, распугивая «пруссаков». Увы, моя война с этими насекомыми продолжалась уже несколько лет – и всё с переменным успехом. После каждой генеральной травли они исчезали на неделю-другую, а потом, выработав иммунитет и новую тактику, настойчиво появлялись опять.

Холодильник, приветствуя хозяина, встретил меня радостным, утробным дребезжанием. Я разогрел суп, вскипятил чайник. Из плохо закрытого крана пунктирно сочилась вода, скатываясь в чёрную металлическую бездну.

Зазвонил телефон. Этот пластмассовый сводник явно приглашал к разговору, но я настолько устал за день, что поленился пойти в комнату и снять трубку. В такое время мне может звонить человек, абсолютно не знакомый с расписанием моей жизни, следовательно – чужой человек. Зачем тогда подходить? Чтобы вежливо сообщить о неправильно набранном номере? Обойдутся.

Однако вызов повторился, заставляя прервать ужин в самом разгаре, и, бурча под нос гадости, я пошёл грубить.

– Ты?!

Я действительно был удивлён, причём двум вещам одновременно: тому, что звонила Она, и тому, что я узнал её голос.

– Бог ты мой, сколько лет, сколько зим!

– Много… – ответила Она, протяжно вздохнув.

У неё была такая манера – часто вздыхать, и после этого знакомого шороха в трубке, ничуть не изменившегося за долгие годы, я вдруг совершенно ясно вспомнил всё, нет, почти всё, нет, не почти всё, а, во всяком случае, многое, что было между нами…

* * *

В моём фартуке, с закатанными по локти рукавами блузки, Муза выглядела очаровательно. Она вплыла в комнату, толкая впереди себя поднос с кофейником и двумя чашками – последними оставшимися в живых предметами моего сервиза. Тончайший парок, преодолев замысловатую кривизну, струился из носа кофейника, вызывая при этом грёзы о далёкой стране, в которой я никогда не бывал.

– Милый, оторвись на несколько минут, – пропела Муза, занимая часть моего письменного стола кофейными приготовлениями. Она разлила дымный напиток в чашки, размешала мне сахар, подвинула печенье. – Пожалуйста, не нарушай нашей традиции.

Я позволил ей отнять у меня ручку, потянулся и поцеловал её в висок.

– Ты знаешь, я не люблю горячий, – сказала она. – Можно я пока…

– Да, посмотри, конечно, – разрешил я, передавая Музе только что исписанные страницы.

За несколько минут она пробежала глазами текст.