Залежь

Посмотреть на домашнее хозяйство приворачивали мимоходом и парни и девчата. Но если молодежь заходила к Краевым из простого любопытства, некоторые живых кур впервые видели, не говоря уж о корове, то Алена Ивановна Черепанова, которую и здесь, в «Антее», тоже все звали Аленушкой, пришла специально, авось пригодится. Пора и о семье думать, тридцать лет — годы серьезные. Алена в городе родилась, в городе выросла и представления не имела, что за оно, сельское хозяйство это. И домашнее тоже. А ведь придется, все равно придется и обеды мужу варить, и хлеб стряпать, и детей нянчить. Своих детей.

— Здравствуйте, Мария Спиридоновна, можно к вам?

— Почему нельзя? Можно. Входи, входи. Разговор через порог — хуже ссоры. А ты откуда меня знаешь?

— Слышала. Как светло здесь у вас… И уютно.

— Это еще не прибрано ничего. Вот приберусь, погоди, тогда посмотришь. Садись, отдохнем маленько.

Мария вытащила из-под стола табурет, провела по нему влажной ладонью, поставила рядом с гостьей. Садись, мол.

— Да я, собственно, не очень устала.

— Устанешь, погоди. Садись, — и, переходя на шепот: — Посплетничаем маленько. А я ведь совсем было загоревала.

— О чем?

— Так ровни-то моей, думала, нет здесь. Тебя как звать?

— Алена Ивановна.

— Аленушка, значит. Из городских. Откуда?

— Из Ленинграда.

— Из самого Ленинграда? Батюшки, даль какую тащились. Что там у вас, ближе земли нет? А муж откуда сам родом?

— У меня мужа нет.

— И не было?

— Ну конечно, не было, что вы.

— Вот это патриотка. А мы с Ваней тоже все к черту бросили: огород, усадьбу, дом, провались он. Другой поставим. А детишки? Детишки, спрашиваю, есть у тебя?

Алена покраснела.

— Застеснялась. Ну есть и есть. Какой стыд?

— Да что вы такое говорите, Мария Спиридоновна! Да откуда у меня могут быть дети?

— Чай, живой человек ты. И не калека. Мы со своим Иваном до свадьбы вот жить начали, так что из того теперь. Тебе ж, голубушка, за тридцать, одногодка со мной. Угадала?

— Угадала, — незаметно перешла на «ты» и Алена. — А если бы Иван не женился?

— На ком? На мне? Другой Иван женился бы. Без пары на земле редко кто остается, Аленушка. На то она и жизнь. Да неуж у тебя ухажеров не было?

Был, как это не было, но Алене Ивановне почему-то не захотелось рассказывать о нем.

— Нет, — ответила она.

— Страшнее тебя есть бабы, да с мужьями живут.

Алена расхохоталась.

— Хорошенький комплиментик отпустила ты мне. Страшнее, да живут. Ну и ну.

— А что не правда, что ли? Живут. И тебе найдется человек.

— Не знаю.

— И знать нечего. Вон ты какая фигуристая. Ой, да хватит об них, об мужиках толковать.

— Давайте я помогу вам, — круто переменила Алена разговор.

— Помоги, коль охота и время есть, — просто согласилась Мария. — Вдвоем живей управимся. А потом чайку с молочком попьем.

И вот они, десять минут назад еще совсем чужие и разные, хлопочут по хозяйству, делясь прошлым и загадывая на будущее.

Женщины — общительный народ, и тема для разговора у них всегда найдется. Мода, ткани, туфли, цены, продукты, магазины, товары, кино, виды на урожай, прочитанный роман, слухи, своя жизнь, жизнь чужая, международная обстановка, обстановка квартиры от стульев до штор, мужья, дети, погода. Всего не перечтешь, о чем часами могут беседовать две женщины, если они сошлись натурами и понравились друг другу. Мария расспрашивала, что такое город, какие там дома, улицы, люди.

— Люди у нас в Ленинграде хорошие, Маша.

— Люди везде хорошие, если их лицом к хорошему повернуть, Лена, — перекрестила на свой лад Мария. — А помногу в городах народу живет?

— Всякие города есть. Есть большие, есть маленькие. У нас, например, свыше миллиона.

— Свыше миллиона? Вот где теснотища, поди, да толчея, не пройти, не проехать. Чугун на улицу выставь, это Иван его по ошибке занес. Ага, тут, тут пусть. А Железное наше, к примеру, может в город вырасти? — И сама же ответила: — Нет. На пашню далеко ездить придется.

— Почему нет? Может. По образу жизни — может. Газ, водопровод, паровое отопление, каменные дома, электричество.

— Какая ты ученая. Электричество, поговаривают, будет и здесь. А я недавно читала, в Америке аж стоэтажные дома есть. Верно это?

— Есть. Небоскребы называются.

— Что-нибудь да скребут. Не землю, так небо. Сто-о-о-этажные! Как же люди, которые в них живут, работают? Пока слезешь оттуда — угоришь, а обратно уж и не подняться.

Алена хохотала, как никогда до этого не хохотала. От души. Долго. До коликов. До изнеможения. Опустилась на табуретку, бессильно свесила руки, запрокинула голову к светлому потолку из оконных рам и ойкнула.

— Ну, закатилось за тучку красное солнышко. Что с тобой?

Мария играла, но не переигрывала. И если бы Алена заметила в ее игре фальшь, было бы уже не то.

— Артистка ты, Маша. — Вытерла слезы, выдохнула последнюю смешинку. — В высоких домах имеется специальное устройство для подъема и спуска. Лифт называется.

— Лиф? Ну, капиталисты-бизнесмены! Ничего другого сочинить не могли. Ха-ха! Лиф. Умора. А ты на транвае ездила?

— Ездила — не то слово. Надоело ездить.

— Сюда и прикатила?