Залив Голуэй

– Опускается туман, – сказала она. – Я видела, как среди холмов собирается дымка. Тебе лучше заночевать сегодня у нас.

– Мне нужно вернуться домой, мама.

– Может, мне пойти с тобой, Онора? – предложил мой брат Хьюи, которому было уже двенадцать, очень смышленый мальчик. – Я бы хотел повидать Пэдди и Джеймси, а на ночь могу остаться у вас в Нокнукурухе.

– У тебя что, завтра школы нет? Учитель будет ждать тебя. Мама говорит, что ты прекрасный ученик. Amo, amas, amat… – начала я.

– Amatus, amant[36], – закончил он. – Но у вас я мог бы почитать твою книгу, Онора.

Майкл нашел для меня в Голуэй Сити старую книгу латинской грамматики, которая, вероятно, принадлежала когда-то обнищавшему школьному учителю. «Стоила она довольно дешево, – сказал он мне тогда. – Когда мимо нашего дома проложат дорогу и я открою свою кузницу, куплю тебе больше».

– Вы все завтра придете помогать нам копать картошку, и я дам тебе почитать книгу, – заверила я его.

Он был высоким, как все Кили, но единственным рыжеволосым в нашей семье.

– Хьюи, тебе пора уже спать, – сказала мама. – Онора, такой туман спускается… Оставайся. Там даже дороги не разглядишь.

– Если бы я к этому времени не выучила каждую трещинку и каждую впадину на тропе от берега до Нокнукуруха, то была бы полной amad'an и позором для нашего ученика Хьюи.

– Amad'an по-английски означает «идиот», – пояснил Хьюи.

– Совершенно верно, Хьюи, – подтвердила я и, поцеловав маму, взяла Бриджет на руки.

– Счастливого пути, Онора, – сказала на прощанье мама.

Меня окутал туман, тяжелый и сырой. Я решила, что пойду вдоль берега: сейчас отлив, и так будет быстрее. Я слышала, как волны глухо ударяют в скалы, торчащие из воды, словно корявые пальцы, но сам залив был скрыт от меня пеленой тумана.

Бриджет вскрикнула.

Я слишком сильно прижала ее к себе, не осознавая этого.

– Прости меня, a st'or. Мамина деточка, мамина маленькая девочка.

В полной темноте лишь ощущение утоптанной земли и краев углубления под ногами подсказывало мне, что я на тропе. Так я и шла: шаг правой ногой, шаг – левой, шаг – правой, шаг – левой.

– Господи Иисусе, Дева Мария и Святой Иосиф! Спасите и защитите меня! – крикнула я. Как далеко я уже зашла?

Вверху тускло мелькнул огонек.

– Онора!

На возвышенности стоял Майкл с куском горящего торфа перед собой.

– Онора, вот вы где! Я уже начал волноваться. Это какой-то особенный туман. Пойдемте, пойдемте, мы с мальчиками уже приготовили вам ужин.

Мы сидели у родного очага, ели вкусную рассыпчатую молодую картошку нового урожая, и я не уставая приговаривала, как здорово готовят мои мальчики. Я держала Бриджет на руках, а Майкл и наши сыновья рассказывали о своей поездке верхом в каштановую рощу возле Барны.

– Первым делом, Пэдди, расскажи маме, что особенного было в тех деревьях.

– Они совсем старые, мама, старые, старые, старые.

– А почему это еще так важно? – подсказал Майкл.

– Потому что… – начал Пэдди и продолжил нараспев: – Потому что Ирландия трижды одевалась и трижды раздевалась донага.

– Молодец, Пэдди, очень хорошо, – похвалила его я.

– Трижды, – повторил Джеймс. – Трижды, трижды.

– Он, мама, не знает, что «трижды» – это означает три раза.

– Нет, знаю, – обиделся Джеймс. – Три, три, три!

– А что тогда означает «трижды одевалась и трижды раздевалась донага»?

– Это значит, – сказал Пэдди, – что они трижды рубили наши деревья.

– Они?

– Ну, плохие люди.

– Так было проще сказать ему, чем объяснять про викингов, нормандцев, Кромвеля и всех остальных, – обьяснил Майкл.

Я кивнула.

– Одна и та же история, только персонажи разные, – сказала я.

– В Ирландии, мама, раньше высокие деревья были повсюду, но сейчас они растут только вокруг больших домов. Но после нашего набега у нас теперь тоже будут собственные деревья, – заявил Пэдди.

– После нашего набега! – воскликнул Джеймс.

– Мы там подкрадывались! – сказал Пэдди.

– На четвереньках, – добавил Джеймс.

– И папа тоже, мы все, мама, крались через лес, пока не добрались до самого высокого каштана. А потом мы бросали палки и камни по веткам, – продолжал Пэдди.

– И я тоже бросал, мама.

– Помолчи, Джеймси, сейчас я рассказываю, – оборвал его Пэдди. – Так вот, палки и камни…

– Пэдди здорово бросал, – снова перебил его Джеймс. – Сильно.

– Да, – подтвердил Пэдди. – Скажи, папа?

– Вы оба были молодцами. А когда каштаны упали, мы тут же схватили их и побежали домой, распевая на ходу «Запад проснулся». А ну-ка, мальчики, давайте.

Мальчишеские тонкие голоса присоединились к глубокому баритону Майкла:

– И, как всегда, в авангарде войск О’Коннора
К победе рвутся все кланы Коннаута.

Они запинались, озвучивая сложный текст, но припев подхватили стройным хором:

– Запад встал ото сна!
Запад проснулся!

Они повторяли это снова и снова. Я хлопала им в ладоши, а Бриджет смеялась.

– А теперь сделаем вот что, – сказал Майкл, обдирая с их добычи зеленую колючую кожуру.

Он проделал в двух каштанах отверстие и продел туда по куску веревки.