Это очень интересная рекомендация. Личность ведь тоже полная соподчиненность и подвластность желаний ее целям, а вот цели разные.
Там - самоотречение, здесь - самореализация.
Там цели - вне мира, здесь цель - и мир, и ты сам.
Там совершенство владения собой (да еще какое!), чтобы прочь от реальности, здесь, чтобы в самую ее гущу, чтобы творить ее и себя.
У Йоги интереснейшая практика, великолепно разработанные и очень последовательно выстроенные средства, вобравшие тысячелетний опыт поведенческого воздействия на себя самих последователей учения, не терпящего двойственности.
Здесь я говорил о ее мистической цели.
Но вот слышишь гениальную строчку:
“Я шел, печаль свою сопровождая...” (Ш. Бодлер), - и все становится на свои места. Это уже действительные уважительные отношения со своей болью, с чувством, гнать которые - то же, что гнать из себя жизнь, выпить кровь, зажать горло...
Кроме того, что сами мы “выкидываем из головы”, не переболев, не дожив, до реализации или изживания потребностей, последние могут частично или полностью вытормаживаться и под влиянием экстренных или шокирующих обстоятельств, в результате невольного или преднамеренно производимого “выбора” (о нем будет специальный разговор).
Полное вытормаживание означает утрату потребности, то есть утрату ее объектом сигнального влияния. Он (или его отсутствие) перестает вызывать прежнюю мотивационную активность.
Частичное торможение в ряде случаев означает то же, что и при неосознании неизвестной потребности. То самое “вытеснение”, когда объект потребности на неосознанном уровне по прежнему (или сильнее) влияет на нервную и ве-гето-соматическую активность, оставаясь сигналом. Тормозится, “теряется” эффекторная, поведенческая часть сигнализируемой реакции.
На сознательном уровне объект сигналом больше не признается, воспринимается безразличным. Теряется его личностная, осознанная значимость. Формируется желаемый или пугающий, не соответствующий его значению для человека и влиянию на него образ сигнализируемого явления.
В соответствии с этим ложным образом строится поведение, которое сознанием управляется настолько, насколько оно ему подконтрольно.
Сознательно организуемой активностью и тормозится эффекторная часть активности, вызываемой сигналом. Сигнал теперь ложно осознан и потребность в нем не реализуется.
Так я понимаю этот механизм.
А вот пример.
Молодой человек переезжает в другой город.
Некоторое время переписка с оставшейся там девушкой идет очень интенсивно. Потом редеет. Потом в ее письмах проскальзывают нотки принужденности, школярской привычки писать по обязанности отчеты. Потом ответа не приходит.
Юноша едет к девушке. Там происходит по содержанию ничего не проясняющий разговор. Она, де, к нему по-прежнему относится, но,.. Нет, “но” только ощущается...
Прежде он был любимым. Теперь ощущает себя ходатаем за себя самого.
По приезде переписка, возобновившись, прекращается вовсе.
Юноша загадал отложить решение на “через два месяца”.
Через пять дней после того, как загаданный срок прихода письма истек, через пять дней после того, как парень “согласился” с тем, что нелюбим и “бросил думать”, через пять дней... на дне рождения старшей сестры он выпил рюмку коньяку. Пошел с компанией на концерт молодежного эстрадного ансамбля. Был "очень весел". А после концерта вообще приподнят, как никогда. “Очень понравилось пение!”, - так он мне это объяснял.
За полночь, когда остался один, вдруг сразу сник. “Как-то кисло стало”. “Не придал значения”. Лег спать. Едва задремав, очнулся, словно от удара. “Будто лопнуло что-то в голове, и волной потекло по телу”. Перестало хватать воздуха. “Задыхаясь”, почувствовал сердцебиение. Испугался... Развился вегетативный криз. С обычными охами, открываниями форточек, переполохом “скорых”, каплями, уколами, грелками, опасениями, предположениями, шепотами и заверениями: “Ничего страшного!” и “Завтра, если не сможете прийти, вызовете врача на дом.” Повторением криза через несколько часов. Стационированием с подозрением на “инфаркт”! Ему 19 лет. Обследованием. Лежачим режимом... Отменой диагноза! Требованием врача встать, “не внушать себе” и “выкинуть из головы”.
Он не “встал” и через два месяца к психотерапевту родственниками был привезен на машине.
От страха приступа и смерти пациент почти “не мог” двигаться.
Вылечился он быстро. Но наш разговор о другом.
Во время первой беседы я в соответствии со своей гипотезой о причинах его состояния менял на проигрывателе пластинки.
Его увлеченность своим умиранием сменилась сразу. Совершенно обнаженным поведением переживающего дорогую и интимно спрятанную боль.
“Песняры” пели о вербe...
Но на вопрос он ответил только, что это та песня, которая ему особенно понравилась на том концерте. Просто понравилась и ничего больше. На том концерте накануне приступа...
Он снова был занят только своей симптоматикой.
Никого и ничего песня ему ни тогда, ни теперь не напоминала. Я, естественно, и не спрашивал.
Александр Григорьевич Асмолов , Дж Капрара , Дмитрий Александрович Донцов , Людмила Викторовна Сенкевич , Тамара Ивановна Гусева
Психология и психотерапия / Учебники и пособия для среднего и специального образования / Психология / Психотерапия и консультирование / Образование и наука