Заложник. История менеджера ЮКОСа

Из нашей компании мести` не отказывается никто. Зэки хорошо осведомлены о методах воздействия. Откажешься — изобьют прямо здесь, во дворике, совершенно не стесняясь других заключенных. Не станешь мести после этого — тебя заведут в кабинет и будут бить еще. Если не сломаешься, то к тебе подведут обиженного и предложат самому сделать выбор: стать прямо сейчас, после определенной процедуры, таким же обиженным и заехать в петушатник или все-таки взять в руки метлу… Все выбирают последнее. Для администрации осужденный — не человек. Поэтому любые попытки отстаивать свои права воспринимаются администрацией крайне негативно и болезненно.

Несколько лет назад осужденных, приезжающих из Мелехово в пересыльные тюрьмы, «порядочные» арестанты не пускали в камеру. Со словами «Тебе нет места среди людей» несчастных выкидывали из камер и вынуждали идти в другие хаты, где сидели красные — дневальные, завхозы и прочий сомнительный люд.

Подавленные, мы со своими сумками заходим в здание. Здесь штаб. Нас заводят в большую комнату, где начинается грандиозный шмон, больше похожий на грабеж. Я вижу двух здоровенных зэков, по-хозяйски расхаживающих по кабинету с какими-то бумажками. Они подходят к каждому вновь прибывшему арестанту и «просят» поставить подпись. Все подписывают, не глядя, даже не узнав, что подписали. Пока какой-то прапорщик копается у меня в вещах, эта парочка подходит ко мне и сует в руки бумажку и ручку. Они — дневальные карантина. Худшие из худших, самые отъявленные мерзавцы и негодяи. Прессовщики, готовые за определенные блага от администрации сотворить все что угодно. На правой щеке у одного из них красуется шрам — от уха до подбородка. «Блядский шрам, — скажет мне позже про него один опытный зэк, — чтобы все видели и могли определить по этой отметине, кто он есть».

Вглядываясь в написанное, я пытаюсь уловить смысл этой бумажки.

«Давай, ставь свою фамилию и подписывай, читать он еще будет!» — недовольно, в два голоса, подгоняют меня дневальные. Я вижу слова: «Подписка. Я, такой-то, добровольно отказываюсь от преступных понятий и традиций воровского мира, обязуюсь соблюдать режим и выполнять требования администрации».

«Что за бред!» — удивляюсь я и ставлю свою подпись. Парочка удовлетворенно удаляется.

Я с жалостью смотрю на свои разбросанные вещи. Изымаются вольные, не установленного образца. Надзиратель спотыкается на мешочке с лекарствами, хочет их забрать. Я отчаянно сопротивляюсь и отстаиваю часть лекарств. Досконально просматривается и проверяется каждый пакетик, пролистывается каждая тетрадочка. Мой багаж уменьшается на один баул. Изъятое отправляется на склад личных вещей. Меня наголо бреют и выдают новое обмундирование. Надеваю страшенную кепку с белой полосой, костюм х/б, или робу, украшенную такими же белыми полосками, примеряю черные ботинки со стельками из картона. Смотрю в зеркало, с трудом узнаю себя в новом обличье. Теперь я полноправный (то есть бесправный) зэк.

Начинается новый этап моей жизни, который нужно пережить…

* * *

Под руководством доверенных зэков, незаконно наделенных полномочиями администрации (чего не сделаешь, лишь бы сбросить с себя часть работы!), мы, обстриженные и переодетые, строем идем в помещение карантина. Чем занимался начальник отряда, носивший звание капитана, остается для меня загадкой. Я часто вижу его мельком, когда он заходит в свой кабинет, расположенный в помещении адаптационного отряда. С нами он не общается никогда. Такой чести удостаиваются только дневальные, по совместительству являющиеся его прислугой. Помимо всего прочего, стратегической задачей дневальных является бесперебойное снабжение бессовестного капитана чаем, конфетами, шоколадом и другими сластями, которыми он великодушно угощает собирающихся у него на утреннее чаепитие начальников остальных отрядов. «А что делать? Приходится вертеться!» — делится своей «бедой» один из дневальных отряда, озабоченный, где бы достать съестное для начальника отряда. К слову сказать, явление это очень распространено в местах лишения свободы. Я еще не раз столкнусь с подобным и с удивлением обнаружу, что в некоторых колониях сотрудники не прочь отведать продукты, украденные у зэков практически со стола…

Мы заходим в небольшое помещение карантина, окруженное глухим бетонным забором. Здесь расположен небольшой дворик и спальное помещение, где проживают несколько дневальных. Я понимаю, почему не любят москвичей, и тоже начинаю ненавидеть отдельных представителей города, где сам родился и вырос. Дневальные все, как на подбор, из Москвы.

Саша Утюгов по кличке Утюг, бывший офицер ракетных военно-космических сил стратегического назначения, получил небольшой срок за торговлю наркотиками. Он давно нашел здесь пристанище и досиживает последние месяцы.