Заложник. История менеджера ЮКОСа

Стоит август 2007 года. Мы буквально обливаемся потом и приходим на территорию карантина мокрые с головы до ног. Умываться нельзя, так как это не предусматривается распорядком дня, утвержденным начальником колонии. Гигиенические процедуры — строго по расписанию, утром и вечером, по десять минут. Но и вечером нам не хватает на это времени. Два умывальника на двадцать зэков позволяют провести около раковины не более минуты. Дневальные, имеющие неслыханную привилегию заходить в барак, когда им вздумается, строго следят за соблюдением распорядка дня. Мы же, обычные зэки, в свободное от маршировок, уборок, погрузки и разгрузки время вынуждены просто стоять или ходить в окруженном бетонным забором дворике. Сидеть негде и не на чем. «И так уже сидите», — шутит дневальный. Можно сидеть на корточках. В другой колонии, где я попаду в похожие условия, сидеть на корточках категорически запрещалось, так как там это считалось обычаем преступного мира и воровской традицией.

Под палящими лучами солнца пот быстро высыхает, образуя на черной робе белые соляные разводы. Грязных и дурно пахнущих, но в полном соответствии с распорядком, нас раз в неделю водят в душ. Мне вспоминаются слова из очевидно не читанного ими Уголовно-исполнительного кодекса, где черным по белому написано: «Осужденные обязаны соблюдать санитарно-гигиенические нормы и правила, принятые в обществе».

«Может, не читали, а может, в их обществе так принято», — философски рассуждаю я.

На душ отводится тридцать минут. Одна лейка на пять-шесть человек. Надо успеть помыться и постирать свои вещи. Многие заходят под душ в одежде и натирают себя мылом, делая два дела одновременно. «Стираные» вещи оставляют в специальной сушилке, откуда дневальный их забирает и складывает в один мешок. Плохо простиранные, порой только намоченные, перемешанные вещи вываливаются на парты, стоящие в помещении воспитательной работы. Мы долго отыскиваем свою одежду в этой куче, перебирая чужое белье. Я начал приспосабливаться к местным условиям жизни. Уже после следующей стирки я связываю вместе носки, трусы, привязываю к ним майку и быстро нахожу свою «змею»…

Ночью спать невозможно, и в отряде стоит страшный смрад. Мы ждем, когда спадет жара. Ты всегда чувствуешь дискомфорт. Хорошо не бывает никогда. Либо жарко, либо холодно. Не хватает сна, еды, покоя, уюта…

* * *

Каждое утро начинается с зарядки. Едва успев открыть глаза, мы несемся на улицу. Зарядку делает вся зона. Осужденные выходят из своих бараков в локальные сектора и под музыку делают упражнения. «Махи руками, — доносится из динамика. — Раз-два, три-четыре. Достаточно. Переходим к приседаниям…» Зарядка сопровождается классической музыкой. Мы делаем зарядку по нескольку раз, пока не добиваемся абсолютной синхронности движений. Специально для карантина запись повторяют несколько раз. После зарядки — заправка постелей и водные процедуры. Нужно успеть почистить зубы и намочить лицо. Выходим во дворик, ждем. Слышен синхронный топот ног и голос: «Стой, раз-два». За нами пришли. Осужденные из нижнего карантина ждут, пока мы вольемся в их ряды. Мы строимся и начинаем марш. Я успеваю спросить соседа по шеренге: «Как там, на нижнем карантине?»

«Полегче», — отвечает он.

«Шагом марш!» — рычит Виталий, и строй начинает движение. Нас учат здороваться с администраций. На приветствие сотрудника колонии надо бодро и громко отвечать. «Здравствуйте, граждане осужденные!» — орет наш мучитель.

«Здравия желаем, гражданин начальник!» — изо всех сил хором орем мы в ответ.

Наш учитель делится тонкостями: «Надо глубоко вдохнуть, а на выдохе как можно громче проорать приветствие».

Репетируя, нам приходится кричать это много раз. В придачу практически каждый встречающийся нам тюремщик не упускает возможности поздороваться.

После первой маршировки — завтрак. Строем идем в столовую. В кармане у меня уже лежит предусмотрительно приготовленная ложка. Мне не надо сломя голову бежать за ней к тумбочке, где хранится арестантский минимум: кружка, ложка, туалетные принадлежности и чай, у кого он есть. Ложки есть не у всех, и некоторым приходится есть одной ложкой по очереди.

Без аппетита я поглощаю утренний завтрак, состоящий из каши, куска хлеба и стакана подслащенной жидкости, отдаленно напоминающей чай. Время на завтрак строго ограничено. Едва успеваем присесть, как раздается команда дневального: «Встать, закончить прием пищи». Встанешь раньше, без команды — косяк, то есть нарушение. Лишат чая либо «наградят» дополнительной маршировкой. Категорически нельзя общаться с осужденными из других отрядов, которые с любопытством наблюдают за нами, выискивая знакомых. Восемьдесят процентов населения зоны составляют уроженцы Владимирской области, которые небезуспешно ищут земляков, соседей или одноклассников. Один из нас посмел взять пачку сигарет из рук другого осужденного. Об этом «проступке» стало известно дневальным, и мгновенно последовало неотвратимое наказание. В тот день мы маршировали до одури и лишились чая, который иногда после маршировки нам позволялось пить.