Заложник. История менеджера ЮКОСа

«Газель» лихо заезжает во дворик суда, и в сопровождении нескольких милиционеров я выдвигаюсь в здание. В просторном подвале я жду своего часа. И он наступает. Прикованный наручниками к милиционеру, я захожу в переполненный зал судебных заседаний. В зале я вижу несколько знакомых лиц. В аквариуме сидят Ходорковский и Лебедев. Хороший повод познакомиться со своими «подельниками». Работая в ЮКОСе, я никогда не общался ни с тем, ни с другим. Меня подводят к трибуне, и начинается допрос. Я рассказываю свою историю. Проносятся годы жизни. Банк «Менатеп», Кипр, ЮКОС. Я подробно описываю момент, как попал в дочернюю компанию ЮКОСа на Кипре, рассказываю о том, что предложение о работе поступило от финансового директора ЮКОСа, американского гражданина Мишеля Сублена. Говорю об административной работе, о поисках офисов для компании, об аудиторах. Не забываю упомянуть и о том, что ни разу не сделал ни одного платежа и даже не имел права распоряжаться банковскими счетами. Что, впрочем, не помешало осудить меня по статье 174.1 (легализация денежных средств).

Мой рассказ не укладывается в канву обвинения, и прокуроры явно раздражены. Лахтин заметно нервничает. Моя история наглядно показывает всю ущербность сфабрикованного дела. На моем примере становится особенно очевидна абсурдность предъявленных обвинений и глупость так называемых доказательств. Дело продолжает трещать по швам. Людям в погонах очень хочется сохранить хорошую мину при плохой игре, и они из кожи вон лезут, чтобы оправдать свое существование. Я подливаю масла в огонь и заявляю о том, как на меня давили во время следствия и предлагали в обмен на условный срок оговорить присутствующих здесь Ходорковского и Лебедева.

«Всего-то признай вину, скажи, что знал Ходорковского и Лебедева, получал от них указания, и иди на все четыре стороны», – вспоминаются мне слова следователей.

После этих слов прокурор Лахтин забился в истерике и потребовал прекратить мой допрос. Но допрос продолжался. Судья не может лишить Лебедева и Ходорковского права задавать мне вопросы. А позже, во время вынесения приговора, он сделает свое черное дело и проигнорирует все доводы защиты и показания свидетелей.

Прокуроры не находят себе места, когда Лебедев начинает задавать мне вопросы. Всплывает наглая ложь, состряпанная сотрудниками Генеральной прокуратуры. Лебедев зачитывает мне выдержки из своего обвинительного заключения:

«Лебедев, Платон Леонидович, находясь на своем рабочем месте, определил на должность директора кипрской компании “Рутенхолд Холдингс Лимитед” члена преступной группы Переверзина Владимира Ивановича».

Такая наглость следователей потрясает меня, и я говорю открытым текстом, что это наглое вранье.

Впору хоть самих прокуроров хватать, арестовывать и затаскивать в клетку вместо нас…

Напоследок я успеваю назвать прокурора Лахтина штатным лжецом, после чего в судебном заседании объявляется перерыв, и меня уводят в казематы. Я спускаюсь в подвал суда, где еще долго хожу из угла в угол в состоянии крайнего нервного возбуждения. Мне хочется передушить следователей и прокуроров. Всех сразу.

Свидетеля допрашивают две стороны – сторона защиты и сторона обвинения. Защита меня допросила, и я жду допроса обвинителей. Меня опять приковывают к милиционеру и проводят в зал.

«У стороны обвинения нет вопросов к свидетелю», – слышу я голос прокурора. Они не знают, как от меня избавиться, и, наверное, дай им волю, с радостью бы меня сожгли.

Я не хочу уходить, я еще не все рассказал, у меня есть сюрприз для обвинения, но меня уже выводят из зала.

Люди встают и аплодируют мне. Этот яркий момент я запомнил навсегда.

Наше уголовное дело легло в основу второго дела Ходорковского. Наше дело его и разрушит.

* * *

В камеру я возвращаюсь к вечеру в изнеможении и ложусь спать. В тюрьме я пробуду еще два дня – до момента, когда меня закажут на этап. Возвращаться во Владимир, где меня ждут разборки с администрацией колонии, мне совсем не хочется. Меня охватывает щемящее чувство тревоги и непреодолимой тоски. Я молча собираю вещи на этап.

На этот раз я прощаюсь с тюрьмой навсегда. Последний шмон, сборка. Через час автозак увозит меня на вокзал. Вагон набивается битком. Опять шмон, и мы рассаживаемся в купе. Нас человек десять. Это не очень много. Поезд трогается. Этап развозит осужденных, только что получивших сроки. Я единственный арестант со стажем. Все ребята осуждены в первый раз и едут на строгий режим. Их везут в Мелехово. Мои рассказы об этом лагере будут им очень полезны, и мы проводим всю дорогу в разговорах. Этап проходит на редкость мирно и спокойно. Нас по очереди даже выводят в туалет и дают кипяток для чая. Нам повезло с конвоем, они из Владимира. Дурной репутацией пользуется кировский и мордовский конвои.